— Ефим Львович, я надеюсь, что вы ничего с ней еще не сделали? — почти взмолилась Елена Деомидовна.

Мастер отошел от клиентки и, склонив голову поверх очков, посмотрел на Елену Деомидовну.

— Вы что, считаете меня сумасшедшим? Губить такую красоту!.. Я же знал, что вы-таки одумаетесь и сто раз скажете мне спасибо.

— Я могу ее забрать?.. Она мне очень нужна!.. Нужна сейчас!..

И снова изучающий взгляд мастера как бы перечеркнул Бояринова.

— Пожалуйста! Что ваше — то ваше. — С этими словами мастер достал из кармана брюк кошелек, вытащил из него ключ и, тяжело присев на корточки, открыл дверцу своего рабочего шкафчика. Вставал он тяжело, цепляясь одной рукой за подлокотник кресла, в котором сидела огненно-рыжая дама, другой — за подзеркальник, заставленный флаконами с разноцветными парфюмерными жидкостями.

У Бояринова захватило дух, когда он увидел на подзеркальнике длинную, толстую, отраженную в зеркале золотую косу, которую мастер достал из шелкового мешочка. Для ее длины не хватало метрового подзеркальника, а поэтому кончик косы свисал в воздухе. С трудом Бояринов удержал себя, чтобы не схватить ее и, свернув, тут же спрятать в карман.

Дрожащими руками Елена Деомидовна сложила косу, положила ее в шелковый мешочек, свернула его вчетверо и втиснула в сумку.

…Уже на улице, когда они сели в машину, Бояринов, с мольбой глядя на Волжанскую, попросил:

— Пусть она будет у меня, Елена Деомидовна…

Волжанская покачала головой, грустно улыбнулась, раскрыла сумочку, достала из нее шелковый мешочек и, вытащив из него косу, положила ее на колени. Затаив дыхание, Бояринов следил за каждым движением рук Елены Деомидовны. Даже трогая с места машину, он боковым зрением наблюдал за Волжанской.

— Что ж, бери… Ты, Леонид-свет-Максимович, делаешь святое дело. Только не забудь пригласить меня на юбилей Татьяны Сергеевны.

— Что вы, Елена Деомидовна!.. — взмолился Бояринов. — Вы будете сидеть в президиуме!.. Если пожелаете сказать несколько слов приветствия — я сделаю всё, чтобы вас включили в список выступающих с поздравлениями юбиляра.

— Нет, этого, голубчик, не делай. Все свои роли я уже сыграла. Я буду рада, если для меня найдется место в партере.

Бояринов положил мешочек с косой в багажник кабины и, осмотревшись по сторонам, прибавил газ. Стрелка на спидометре медленно поползла вправо. Душа его пела. Очевидно, такое чувство овладевает золотоискателем, когда после долгих и тяжелых скитаний и неудач, он вдруг натыкается на жилу с золотой россыпью.

Глава десятая

Чествование Лисогоровой проходило в Центральном Доме Работников Искусств. Было это вечером, в пятницу, когда рабочая неделя была уже за плечами, а впереди — два благодатных выходных дня: гуляй себе широко и смело, завтра торопиться на службу нет нужды, можно лишний час и поваляться в постели.

Приглашения на праздничный вечер известной актрисы были разосланы две недели назад, с персональными адресами. Никто из тех, кто за большую творческую жизнь Лисогоровой был связан с ней узами труда или личной дружбой, не был забыт. Последний, окончательный список приглашенных на юбилей Татьяна Сергеевна корректировала сама, вставила в него еще десяток фамилий лиц, дорогих для нее. Некоторые из них теперь проживали в других городах, кое-кто был уже на пенсии и как-то незаметно, тихо забыт в столичных театральных кругах. Вспомнила она и Кораблинова, который прислал юбилярше трогательную поздравительную телеграмму, в ней он, желая актрисе здоровья и новых творческих побед, вспомнил и молодые годы, назвав их «временами, когда мы ехали на ярмарку». Телеграмма эта растрогала Татьяна Сергеевну, она даже тайком всплакнула и тут же своей рукой заполнила бланк приглашения, подписав его символом, который, как ей представлялось, должен о многом напомнить Кораблинову: «Всё та же Лиса, бегущая в гору».

Передавая пачку приглашений курьерше, которая должна развезти их по Москве на служебной машине, Бояринов особо обратил внимание на этот билет. «Лиса, бегущая в гору…», — читал он, пытаясь проникнуть в смысл символа, чтобы найти в нем какое-то значение, но тут же в душе посмеялся над собой: «Не изобретай пороха и велосипедов, Бояринов. Все гораздо проще и яснее: Лиса-горова… Готов поспорить, что это ласкательное прозвище Татьяне Сергеевне придумал Кораблинов. Помню, и в Болгарии, когда мы оставались в номере одни и, лежа в постелях, перебрасывались шутками, старик любил из разных слов и аллитераций составлять новые значения».

Официальные приглашения были посланы министру культуры, его заместителям, начальникам управлений, помощнику министра — о нем особо подсказал Бояринов, заметив при этом, что человек этот умеет ценить внимание и не забывает, когда через него перешагивают. Были приглашены на юбилей главные режиссеры и директора всех московских театров. В один только Ленинград было отправлено более двадцати персональных билетов, половина из которых адресована режиссерам и артистам «Ленфильмам», с кем многие десятки лет была творчески связана Татьяна Сергеевна. Несколько незаполненных пригласительных билетов были отправлены в завком подшефного завода, при Дворце культуры которого вот уже около двадцати лет работает народный театр, где желанным гостем бывает и Татьяна Сергеевна. Не были забыты и писатели-драматурги, в пьесах которых играла юбилярша. Кое-кому из них, как наиболее желанным гостям на этом торжестве, Татьяна Сергеевна звонила сама или просила позвонить Бояринова. И Леонид Максимович просьбу эту выполнял с легкой душой, охотно.

К некоторым разосланным персональным билетам был скрепкой приколот небольшой лощеный билетик (тоже отпечатанный в типографии), приглашающий на дружеский ужин, который должен состояться в розовом зале ресторана «Метрополь».

Как и заведено по стародавнему русскому ритуалу, гостей при входе в холл, перед лестницей, устланной широкой ковровой дорожкой, встречала Татьяна Сергеевна. На ней было длинное, до пола, черное бархатное платье с глухим воротником, на котором нитка жемчужного ожерелья резче подчеркивала строгость и благородство осанки юбиляршы. Бриллиантовые серьги и массивный бриллиантовый перстень, собирая в себе свет огромной люстры, висевшей в холле, время от времени искрились просверки ярких молний. Строгий и богатый наряд Лисогоровой был по достоинству оценен даже модницами. Гладкая прическа золотых волос завершалась тугим пучком. Как видно, в салоне над прической Татьяны Сергеевны изрядно поработал мастер-модельер.