В душе ведьмака словно бы что-то оборвалось, оставив там лишь звенящую пустоту. До самого последнего момента тот надеялся на то, что все это лишь дурной сон, который снится ему там, в поместье. Ну, или же он надеялся на чудо, волшебное воскрешение из мертвых. А сейчас все эти надежды, за которые можно было бы уцепиться, жестоко обрубили, оставив без малейших перспектив на будущее.

– И что далее?
– спросил он, все еще не в силах отойти от шока.
– Куда теперь уйдет моя душа?

После моего вопроса образовалась давящая на разум пауза, в которой были слышны лишь глотки вампира, что сейчас отпивал вино из хрустального бокала. Эльфийка же что-то обдумывала с неопределенной улыбкой на устах. Но спустя некоторый промежуток времени, для Лайона абсолютно не определяемый из-за раздумий о свалившихся на него бедах, ему все же ответили.

– Твоя душа принадлежит Богу, - проговорил оторвавшийся от напитка кровосос.
– И твоя дальнейшая судьба должна была бы предопределена.

– Должна?
– переспросил тот, услышав в ответе неопределенность.
– Но не предопределенна, верно?

– Да, это действительно так., - завораживающе улыбнулась ему в ответ остроухая.
– Хоть на тебе и стоит печать, показывая, что ты под покровительством, существуют особые обстоятельства.

– Обстоятельства?
– облизал пересохшие от волнения губы ведьмак.
– Какие именно?

– Скажи, что тебе известно о силах, - эльфка неопределенно покрутила рукой в воздухе, - что отличаются от магии?

– Отличаются от магии?
– переспросил мужчина с недоумением в голосе.
– Силы Старшей Крови?

– Это немного другое, - вампир поморщился.
– Но принцип схож, они обе относятся к псионике.

– Псионике?
– напряженно стараюсь припомнить данное определение.
– Нет, мне не приходилось встречать что-то подобное.

– В отличие от магии, что подчиняет внешнюю энергию, принадлежащую миру, ты способен подчинить себе силу разума, - начал пояснять ему в ответ кровосос.
– И хоть для обычного человека эти две силы будут схожи, как две капли воды, они различаются как методами, так и результатами.

– Но никогда не чувствовал ничего подобного, - не в силах поверить проговорил Лайон.
– Нет, знаки всегда давались мне хорошо, но не более!

– Эта сила все еще спит внутри тебя, - он ткнул когтем прямо в лоб человека.
– Тебе только предстоит пробудить ее.

– И мы тебе в этот поможем, - подхватила молчавшая все это время женщина.
– Как-никак, это одна из наших обязанностей, как Хранителей.

– Хорошо, предположим, я пробудил эту силу. И в чем она мне поможет? Что за особые обстоятельства?

– Это одно из отличий магии и разума. Владельцы последней способны сохранить свою память, и возродиться в другом теле, тем самым, реаинкарнировав.

– То есть, я могу снова стать живым?
– нервно переспросил ведьмак.

– Да, если обретешь пси-активность, - вампир встал со своего места и подошел ко мне.
– Пожалуй, начнем пробуждение.

– Прямо сейчас?!
– успел немного возмутиться скорости развития событий он.
– Но я...

Договорить фразу ему было не дано, одним резким, незаметным взгляду человека движения, вампир приложил руки к вискам человека, заставив замереть окружающий мир. А затем пришла дикая боль, столь объемная, что сумела поглотить окружающий мир и все ощущения с чувствами. Казалось, его разрывало на части, пыталось разъединить на несколько отдельных личностей и при этом, не давая, совершится этому процессу, сшивало грубой нитью прямо по оголенной сути.

Скорее всего, его крики были столь громки, что их эхо разносилось по всей этой псевдореальности, проникая буквально в каждый ее уголок. Столь дикую боль Лайон не испытывал никогда в жизни, даже во время становления ведьмаком было куда легче.

Так длилось целую вечность, до тех пор, пока к его обнаженному, воспаленному разуму не пробился голос. Он вещал ему, приказывая очистить свой разум, прийти в гармонию в собственных мыслях, обещая избавление от боли. И бьющемуся в агонии человеку, не оставалось ничего более, как выполнить этот приказ.

И боль, трусливо поджав свой хвост, сбежала, освободив его от своей пытки. В измученное тело начала вливаться чуждая доселе энергия, но, несмотря на всю свою инородность, она не отторгалась им.