Буряков удивлённо взглянул на неё. Ишь ты, скромница какая, взгляд потупила, а ведь так зыркнуть может и языком срезать....

– Ксения, ты чаю себе подлей.

– Нет, спасибо.

– Что ж, тогда спасибо, что отца навестила, не скрою, не ожидал от тебя. Потому вдвойне приятно.

Он встал, намекая, что визит можно завершать, глаза дочери сердито сверкнули, но тон был примирительный.

– Пап, подожди, сядь, пожалуйста.

Буряков опустился обратно на стул.

– У меня серьёзный разговор, а как начать, не знаю.

– Давай без церемоний, - усмехнулся Буряков, - не чужие ведь.

– Вот-вот! Я как раз про это, - Ксения замялась, подбирая слова.
– Я на счет квартиры.

– Какие-то проблемы?

– Понимаешь, папа, жизнь штука сложная, всякое случается

– Глубокое умозаключение, Ксения, могу продолжить: человек не может знать, где и когда ему кирпич на голову свалится. Ты ведь это хотела сказать?

– Ну, вроде того, просто ты всё так утрируешь. С тобой нелегко разговаривать.

– Да, - с легким металлом в голосе отозвался Буряков, - ты мне об этом уже не раз говорила.

– Ты обиделся? Зря. Я ведь как лучше хотела...

– Кому лучше?

– Папа, ты сегодня упорно пытаешься вывести меня из себя!

– Извини, ты права, поэтому я помогу тебе: квартиру, в которой вы живёте, я завещаю тебе, не волнуйся.

– А этот дом?
– встрепенулась Ксения.
– Как ты планируешь им распорядиться?

– Но почему это так тебя волнует?

– Ну, извини, представляешь, что начнётся, если...
– Ксения испуганно замолчала.

– Передерётесь все?

– Передерёмся, папа.

– То есть ты советуешь завещать его не трём дочерям, а одной из них?

В глазах Ксении мелькнуло напряжение, это был самый трудный момент, именно его она боялась, репетируя разговор в машине.

– Я бы хотела, чтобы ты завещал его мне.

– Хм, спасибо за честность, дочка, а почему же именно тебе?

– Во-первых, я старшая, во-вторых, у меня самая маленькая квартира!

– Ну, на счет квартиры ты напрасно, район то самый лучший?

– Пап, ну не надо шутить! Так что ты скажешь?

– Ничего, Ксения, не скажу, но обещаю подумать, - Буряков решительно встал, давая понять, что разговор завершён.

Ксения тоже поднялась, жалобно посмотрела на отца, но тот этому взгляду не поверил и она это поняла.

– Пап, у меня просьба, не говори нашим, что я приезжала, ладно?

– Хорошо, как скажешь.

Буряков вновь смотрел в окно гостиной, наблюдая за отъездом дочери. Вот она повернулась и помахала рукой, он махнул в ответ, в груди защемило. Может быть зря он так? Прижать бы эту своенравную полублондинку к груди, поцеловать в висок, поговорить.... О чём же поговорить? Лев Михайлович сердито отвернулся от окна. Не о чем им говорить, кроме завещания, не пускала Ксения его в свою жизнь, впрочем, как и остальные две дочки. Правда, лишь старшая дочь года три назад прямо сказала ему об этом. "Папа, жизнь моей семьи только моя и я не хочу ею делиться даже с родителями!" - кажется именно так она и сказала. Потом добавила, что некоторые совместные праздники, пожалуйста, а будни только мои. Он ещё заспорил с ней, мол, а как же большая семья, а она зло перебила.

– Папа, вы с мамой умные и успешные, я вас люблю и уважаю, но вы даже представить себе не можете, как вы давите!

– Мы?!
– удивился тогда Буряков.
– А я всегда думал, что это ты как танк.

– Очень остроумно, - скривилась Ксения.

– Ну, хорошо, с мамой ты сама разбирайся, а я-то чем на тебя давлю?

– Своими советами и даже простыми взглядами, в которых я читаю осуждение и всё те же советы!

Буряков добродушно усмехнулся: - "Всё-таки умная баба получилась! Жалко только, что бездарно дома сидит".

Прошло несколько дней. Буряков прекрасно проводил их. Много гулял на улице, бродил по просторам интернета, читал и ощущал себя бароном в собственной крепости. Моральный аспект бесцельности такого существования его уже не беспокоил, как и собственное затворничество, он давным давно пришёл к выводу, что он не герой, пекущийся о спасении человечества, он обычный преуспевший российский обыватель. Он смирился и примирился. В прошлом остались служение стране и верность партии, исчезли и они, и обязательства перед ними, а новая страна рождалась медленно и мучительно, так что служить ей предстояло уже новым поколениям. "Хотя, вряд ли они об этом знают. Ничего, - мысленно усмехнулся Буряков, - жизнь заставит, никуда не денутся".

В правом углу монитора пискнуло красное солнышко, означающее, что открылась калитка его владений. Буряков удивленно кликнул внешнюю камеру. На экране показался Петрович, разговаривающий в проёме калитки с женщиной. Что-то знакомое было в её фигуре, Лев Михайлович увеличил изображение, так и есть, та самая шатенка из торгового центра! Ничего себе, как она тут оказалась?! Он включил звук.

– Вантуз?
– донёсся удивлённый голос Петровича, - а у вас есть, кому с ним управляться?

– Нет, но я знаю...
– донёсся её, ни на что не похожий голос.