Шрифт:
Его глаза говорили мне, что он мне не верит. Я лишь надеялась, что однажды он поверит.
— Какая часть была самой сложной для тебя, когда ты их потерял? Какой был самый худший момент в первую неделю?
Он заколебался, но разомкнул губы и начал говорить.
— За день до похорон я пытался убить себя, — прошептал он, полностью обнажая и открывая тайны. — Я сидел в ванной комнате своих родителей и пытался покончить с собой.
Ох, Тристан…
— Я помню, как смотрел на себя в зеркало, зная, что мое сердце умерло вместе с ними. Я знал, что был мертв. Я был мертв с этого момента, понимаешь? Я смирился с этим. Смирился с тем, что стал мерзким и черствым, потому что был убежден, что не заслуживаю заботы. Я оттолкнул моих родителей, потому что хотел остаться с собственным призраком. Я так сильно хотел быть мертвым, потому что чувствовал, что так будет лучше, проще. Но когда появилась ты, и я начал вспоминать, что значит жить, — его бедра прижались к моим, и ритм моего сердца ускорился. Его голос послал мурашки по моему телу. — Элизабет?
— Да?
— Это проще с тобой.
— Что проще со мной?
Его рука легла на низ моей спины. Мои бедра выгнулись в сторону его бедер, наши тела медленно становились одним целым. Он пробежался пальцами по моей шее, когда я закрыла глаза, и он тихо проговорил так, чтобы моя душа услышала.
— Быть живым.
Я глубоко вздохнула.
— Ты хороший, Трис. Ты очень хороший. Даже если ты чувствуешь себя бесполезным.
— Теперь я могу увидеть твою душу? — спросил он. Я нервно кивнула и пустила его внутрь своего дома.
— Любовные письма? — спросил он, сидя на моем диване, когда я открыла оловянную коробочку в форме сердца.
— Да.
— От Стивена тебе?
Я покачала головой.
— Моя мама писала их моему отцу, и он писал ей в ответ почти каждый день с момента их встречи. После его смерти я читала их каждый день. Просто чтобы помнить о нем. Но потом в один из дней мама выбросила их. Я нашла их… и продолжаю читать их все время.
Он кивнул с пониманием, когда выбрал одно из них и прочел. «Ты спишь рядом со мной, и каждую секунду я люблю тебя чуточку больше. — ХБ.»
Я всегда улыбалась, читая это письмо.
— Они не всегда были так счастливы. Было нечто, чего я даже не знала о своих родителях до тех пор, пока не начала читать эти письма, — я выудила из коробки одно письмо. — Как вот это. «Я знаю, что ты считаешь себя ущербной женщиной. Я знаю, что ты считаешь себя ущербной женщиной и обвиняешь в нашей потере свое тело. Я знаю, что ты считаешь себя ущербной женщиной из-за того, что сказали доктора. Но ты неправа. Ты сильная, умная и несломленная. Ты больше, чем женщина. Ты самая прекрасная в мире, и я единственный мужчина, которому повезло называть тебя своей богиней. — КБ». Я даже не знала, что они потеряли ребенка до меня. Я не знала… — я улыбнулась Тристану, который впитывал все это. — В любом случае, мои родители были первыми, у кого я увидела настоящую любовь. Мне бы хотелось, чтобы мы со Стивеном писали друг другу письма. Это было бы здорово.
— Мне так жаль, — сказал он.
Я кивнула, потому что чувствовала то же самое.
Закрыв оловянную коробку, я придвинулась ближе к нему на диване.
— Как твоя мама справилась с его потерей? — спросил он.
— Она не справилась. Она использовала мужчин, чтобы забыть. Она потеряла себя в тот день, когда потеряла моего отца. Это просто грустно, потому что, ну, я скучаю по ней.
— Я скучаю по своим родителям. После того, как Джейми и Чарли умерли, я сбежал от них, потому что они меня поддерживали, а я не думал, что заслуживаю поддержки.
— Может быть, тебе стоит позвонить им.
— Я не знаю… — прошептал Тристан. — Я все еще не уверен, что заслуживаю их поддержки.
— Может, скоро.
— Ага. Может, скоро. Так… — сказал он, меняя тему. — Какая часть была для тебя самой сложной? Что было самым худшим для тебя?
— Эмм, сказать Эмме. Я даже не смогла сделать это правильно. В первую ночь я лежала в ее кровати, обнимая ее, и она спрашивала, когда папочка вернется домой. Я потеряла самообладание и начала плакать, и вот тогда это стало реальным для меня. С этого момента я поняла, что моя жизнь больше не будет прежней, — Тристан потянулся и пробежался своими большими пальцами под моими глазами, вытирая слезы, которые я даже не заметила. — Все нормально, — пообещала я. — Я в порядке.
Он покачал головой.
— Нет, не в порядке.
— Да. Все хорошо. Я в порядке.
Тристан прищурился.
— Тебе не нужно быть в порядке все время. Это нормально, что тебе иногда бывает больно. Это нормально, ощущать себя, словно блуждаешь в темноте. Это плохие дни, которые делают хорошие дни еще лучше.
Я пробежалась руками по его волосам, приближая свои губы к его губам.
— Поцелуй меня, — прошептала я, положив свои пальцы на его грудь, вбирая ощущение его сердца, бьющегося под моими ладонями.
Он колебался.
— Если я поцелую тебя, мы не сможем вернуться назад. Если я поцелую тебя… я никогда не захочу остановиться.
Языком я медленно провела по его нижней губе, и шепотом произнесла:
— Поцелуй меня.
Тристан скользнул ладонями по моей спине, притянул меня ближе к себе и начал растирать мою спину круговыми движениями. Мы были так близко друг к другу, что было сложно сказать, были ли мы двумя отдельными людьми или одной душой, раскрывающей свои сокровенные желания в первый раз.