– Пора!
– решил я, и мы побежали к вертолету.

На нас никто не обращал внимания, все заняты были отражением атаки. Леон, бежавший последним, еле втиснулся в прозрачный кокон французского вертолетика. Я лихорадочно осматривал пульт, стараясь разобраться, как же запустить двигатель. На «алуэте» мне летать не доводилось, но принцип управления был общим для всех машин подобного типа. Так, этот переключатель, теперь вот этот, еще один, пуск двигателя, пошел винт, пошел, раскручивается, добавим оборотов, хорошо, но все равно приходится действовать почти наобум, получается, получается!

На площадке уже поняли, что происходит что-то не то. Один из солдат бежал к нам, размахивая руками, но пока не стрелял. Я увеличил обороты и поднял машину в воздух. Слушалась она управления хорошо, чутко отзывалась на каждое движение ручки, но беда была в том, что у меня не имелось достаточного опыта полетов. Вертолет метался над площадкой как сумасшедший, норовя врезаться в землю или зацепить деревья, пока я пытался подчинить его себе. За моей спиной кто-то истошно вопил. Кинув случайный взгляд вниз, я заметил, что бой там прекратился и солдаты, задрав головы, смотрят на взбесившуюся стрекозу. Никто и не пытался стрелять. Понадеявшись, что Серхио и Мануэль используют эту возможность, чтобы уйти, я сжал зубы и крепче вцепился в ручку. Спокойнее, спокойнее, не так резко, это послушная машина, она вытащит нас отсюда, она сможет...

И все стало получаться. Плавно развернувшись, вертолет заскользил над лесом. Определившись по компасу, я повел его на север. Когда окажемся над своей территорией, можно будет искать место для посадки.

– Ну, кто там обгадился?
– поинтересовался я, глядя через плечо. - Орали, словно maricones в постели.

Для кубинца «maricon» - «гомик», тягчайшее оскорбление. Парней заело.

– Если бы знал, что sovieticos так летают, лучше бы пешком пошел. Тоже мне, истребитель!
– язвительно заметил Пепе.

Похоже было, что он-то и вопил дурным голосом. Я не обиделся.

– Сейчас ты летишь? Какие тогда претензии? Минут через сорок у своих будем. Лишь бы лейтенант с Мануэлем живыми остались.

Сергей дрожащим голосом сообщил:

– Если погони не будет, то скоро можешь садиться, - и добавил: - На хрена я тебе про вертолет сказал?

– Не бзди, юаровец, доставлю в лучшем виде!
– рассмеялся я.
– Только бы ваши не налетели.

Накаркал. В пластике кабины вдруг появились две рваные дыры и Поль, сидевший в соседнем кресле, схватился за руку.

– Mierda, зацепило!

Со стороны солнца на нас заходил тот самый «сикорский», что взлетел недавно с лесной площадки. В боковом проеме метался язычок огня. По нам лупили из пулемета.

– Нет, ребята, это вам не кино, - процедил я сквозь стиснутые зубы. - Леон, Пепе, всю обойму по расистам!

Развернув «алуэт» так, чтобы кубинцам было удобнее стрелять через имевшуюся в двери форточку, я старался удержать машину на месте. Кабина наполнилась грохотом и пороховым дымом. Одна из пуль сделала свое дело. «Сикорский» резко вильнул, задымил и стал валиться вниз, на кроны деревьев.

– Ничего, сядет, - хладнокровно прокомментировал этот скоротечный воздушный бой Сергей. Ему совсем не улыбалось глупо погибнуть в подстреленном вертолете. Леон, отложив винтовку, занялся рукой Поля.

– Не страшно, - сообщил он, - кость не задело. Эй, расист, у тебя бинт есть?

– Что ему надо?
– спросил Сергей.

Я перевел.

– Какой я, на фиг, расист? У нас в Ваккерструме и черных-то почти нет!
– рассердился он, но, покопавшись в кармане, индивидуальный пакет все же достал.
– Держи, черножопый!

Этого я переводить не стал. Кубинцы менее всего склонны к расовым предрассудкам, но отчего-то браков между белыми и черными у них очень мало.

Следовало опасаться появления других юаровских вертолетов. Я двинул регулятор газа. Кажется, обстрел с «сикорского» не прошел для нас даром. Машина плохо слушалась управления. Двигатель работал нормально, но хвост мотало из стороны в сторону.

– Ты не мог бы лететь ровнее? - поинтересовался Леон. - Мне Поля перевязывать трудно.

– Что-то не так, ребята. Возможно, придется сесть раньше, чем хотелось бы.

– Доберемся мы когда-нибудь до своих, или нет?
– возмутился Пепе.

– Скажи спасибо, что не тащишься пешком, - хладнокровно парировал я.

Приходилось держаться как можно ближе к кронам деревьев. Во-первых, так труднее было заметить нас со стороны, а во-вторых, в случае если совсем станет плохо с управлением, не так высоко падать. По моим расчетам выходило, что мы уже пересекли старую границу Намибии. Вот теперь по «алуэту» могли стрелять с земли и свои.

– Ну что, может быть хватит? Дальше ножками?
– обернулся я к товарищам.