Давление сокрушало мой разум, напирая на него невыносимой тяжестью. Казалось, словно голова была заперта внутри огромного свинцового колокола и он становился все уже и уже, сжимая череп. Беспощадный магический натиск превратился в постоянную жуткую боль. Больно думать. Больно двигаться. Время растворилось в головной боли.

Жар, исходящий от энергии заклинания, превратил комнату в сауну. С меня в три ручья катил пот. Я уже давным-давно сбросила футболку. И джинсы бы тоже стянула, если бы не мешали оковы.

Напротив меня, Роган неподвижно сидел в кругу. На его лбу вдоль линии волос выступили капельки пота, испарина увлажнила его грудь и рельефные бицепсы. Голубой рунический шрифт, покрывающий его тело, все еще держался, но некоторые символы начали смазываться. Усилия по сокрушению моей воли его выматывали. В мягком освещении комнаты, он едва ли выглядел человеком - скорее диким, хищным созданием какой-то тайной магии. Больше всего мне хотелось подойти и заехать ему прямо по лицу. Я смотрела на него всякий раз, как давление наступало, и свежий прилив страха помогал мне продержаться.

Давление слегка отступило. Он был уставшим.

– Ты богат, да?
– прохрипела я.

– Да.

– Ты что не мог раскошелиться на кондиционер в помещение?

– Я не собирался сидеть здесь часами. Но если тебе слишком жарко, можешь снять бюстгальтер.

Я показала ему средний палец.

– Кто ты?- спросил он.

– Женщина, на которую ты нацепил кандалы в своем подвале. Я твоя пленница. Твоя... жертва. Да, подходящее определение. Кстати, неужели тебе ни разу не объясняли, что нельзя похищать людей, просто потому, что тебе так хочется?

Он поморщился.

– У тебя была целая секунда, чтобы меня пристрелить.

– Я не стреляю в незнакомцев, пока они явно не угрожают моей жизни. А насколько я знаю, ты вполне мог оказаться копом, работающим по делу Пирса. Стреляя, я должна быть готова к возможной смерти своей цели. К тому же, разряжать обойму в толпу - безответственно.

– 22-й калибр отскочит даже от мокрого белья на веревке. Зачем вообще его носить?

Я откинулась назад. Что-то в моем позвоночнике хрустнуло.
– Потому что я не стреляю, если не собираюсь убивать. Больший калибр пробьет мишень навылет, вероятно, задев при этом кого-то невинного. 22-й же войдет в тело и срикошетит внутри, превращая твои внутренности в фарш. Мелкокалиберные ранения в грудь и голову почти всегда смертельны. Если бы я знала, что ты собираешь выудить ленту из рукава как какой-то дешёвый фокусник, связать меня ею и баловаться пытками в своем подвале, я бы в тебя выстрелила. Много раз.

– Дешёвый фокусник?

– Мужчины вроде тебя любят лесть.

Мускулы на его руках вздулись. Магия вцепилась в меня, резко и болезненно. Знакомый страх затопил меня медленной волной. Я была серьезно измотана.

– Я ломал Значительных магов в этой ловушке, - равнодушно заметил он.

Правда.

– Я сломаю тебя.

– Ну, попробуй.

Давление на мой разум резко возросло. Магия превратилась в чудовище, грызущее меня. Его зубы вырвали у меня тихий стон. Я уставилась на него, обращая всю свою ярость в защиту.

У него из носа потекла кровь.

– Сдавайся, - прорычал он.

– Ты первый.

Так больно. Вес просто огромный. Моя защита дрожала. Руки тряслись.

Чокнутый Роган зарычал, подобно животному. Это тоже причиняло ему боль.

Адам Пирс, Адам Пирс, Адам Пирс... Имя раздавалось у меня в голове словно звон церковного колокола. Мне хотелось закрыть уши руками, но это бы все равно не помогло. Звук и давление были повсюду. Магия пожирала мою защиту, преследуя свою добычу.

Мои мысли начали растворяться, ускользая от меня. Он почти прорвался.

Адам Пирс, Адам Пирс, Адам Пирс...

Подвал поплыл вокруг меня. Стены стали жидкими.

Мой разум вскипел от давления. Я должна была сдаться. Мне нужно было утолить жажду чудовища чтобы спасти себя.

Я не могла предать своего клиента. Он не мог победить.

Накормить чудовище. Скормить ему какую-нибудь тайну, скрытую в моей душе так глубоко, что я поклялась никогда ее не рассказывать.

Нет, я не могу.

Магия крушила внутренние стены моего разума.

Я не могу.

Моя защита лопнула и последним усилием воли я выдала чудовищу свой самый большой секрет. Чудище схватило его и порвало в клочья. Слова полились из меня сами по себе.

– Когда мне было пятнадцать, я обнаружила письмо от нашего доктора с диагнозом папы. Папа заставил меня пообещать никому об этом не говорить. Я хранила его секрет целый год. Он умер из-за меня. Если бы я сказала маме, мы бы начали лечение на год раньше. Все из-за меня. Я не сказала. Я не рассказывала об этом никому до этого дня, потому что я трусиха.