Но ночью к ней во сне явился Гарри Поттер - первокурсник и, уставя на нее свои мультяшные глазки в очках-велосипедах, горько спросил:

– Герми, как же так! Я же не игрушка и не вещь, мне больно и страшно. И еще страшней оттого, что у меня не осталось друзей, которых я искренне любил. За что, Герми? За что?

Девочка ничего не могла ему ответить, только задыхалась от душивших ее слез. Она проснулась и долго плакала в подушку. Утром она с трудом поднялась с постели, но в гостиной Гриффиндора ее поджидал новый удар. Собрав вокруг себя однокашников, ее друг Рон Уизли с таким злорадством рассказывал всем, что они с директором(!), наконец разоблачили дутую знаменитость. И что «шрамоголовый придурок» получил по заслугам и пусть «мразь» сгниет в Азкабане, где ей, собственно, и место.

– Рон… но… - пыталась вставить в его горячий монолог хоть словечко Гермиона, но нарвалась на искреннее возмущение.

– Пострадал мой брат Билл, и все мы только случайно остались живы, и не надо… тут… - Рон попытался подобрать определение поведению подруги, но задача оказалась непосильной, и он замолчал.

– Я только…

– Да знаем мы твои «только», - влезла в разговор Джинни, младшая сестра и «возлюбленная» Поттера.
– Дай тебе волю, ты не только домовиков, но и всех преступников Азкабана на волю выпустишь. Вон, всю ночь рыдала, спать всем мешала. Жаль тебе этого предателя, так и скажи! Правда, Невилл?

Невилл только невнятно буркнул что-то, не отводя взгляда, от пышных прелестей младшей Уизли.

– А тебе? Тебе его не жаль? – зло отозвалась оторопевшая Гермиона.

– Предателя света? Ни капельки, - отчеканила Джинни.

«И что я от них хочу добиться? Признания, что они, зная, что Гарри невиновен, предали его? Глупо! Мы все его предали, слили, вычеркнули из жизни… Ради высоких идеалов!»

Головой девочка понимала, что, наверное, Дамблдор знает, что делает, но сердце продолжало болеть, и растревоженная совесть не давала спать по ночам. Потом последовал вызов к директору на откровенный разговор, и вплоть до отъезда из Хогвартса сны Грейнджер не мучили.

Домой Гермиона не доехала. На вокзале ее встречал опечаленный профессор Люпин и Нимфадора Тонкс. Они-то и сообщили, что родители Гермионы погибли в автокатастрофе и она теперь круглая сирота.

– Они, видимо, очень торопились встретить тебя на вокзале вот и… - говорил Люпин, виновато глядя на замершую среди толпы школьников Грейнджер.

– Девочка поедет к нам! – Молли заботливо обняла гриффиндорку и замахала сыновьям, - Ну-ка, мальчики, возьмите ее багаж.

«Откуда они узнали… об аварии… так скоро?» – мелькнула и пропала мысль. Что происходило потом, Гермиона помнила смутно. Похороны, душная забота Молли, документы, которые требовалось подписать срочно, и еще, и еще…

А ночью, маленький Гарри смотрел внимательно и сочувствующе. Гладил ее по голове и молчал. Каждый раз, ложась в Норе спать, устав от постоянного пригляда Молли, желая остаться одной и уснуть, чтобы во сне ее бывший друг снова смотрел на нее, вздыхал и гладил по голове, как маленькую.

– Ты зря подписала бумаги, Герми. Теперь твой опекун Дамблдор, как и мой… Это плохо Герми, очень плохо.

«Дамблдор мой опекун?
– вяло подумалось Гермионе, - И почему это плохо?»

А утром она с удивлением наблюдала за сборами Молли и Рона в банк. Вид Рона покоробил. «Он вроде бы презирает богачей, и Малфоя, в частности, так что он хотел изобразить?» - но отупляющее равнодушие не дало додумать и эту мысль до конца.

Что-то гнало девочку в комнату Молли, где Гермиона обнаружила пачку документов о продаже собственности Грейнджеров и в частности того автомобиля, в котором разбились ее родители. В графе "состояние транспортного средства" стояло «отличное». Так зазвучал второй звоночек тревоги. Но собраться с мыслями Гермионе не удавалось, какая-то тошнотворная муть застилала мозги и не давала сосредоточиться. «Да что это со мной?»

Шумный скандал, который разразился в благородном семействе по возвращении из банка, прошел для девочки раздражающим фоном. Визг Молли и ор Рона прерывался изредка благодушным говорком директора. Наконец, и они угомонились, и измученная Герми смогла заснуть.

– Беги, Гермиона, беги от них. Сегодня они наложили лапу на твое наследство, а завтра ты потеряешь и себя, - сказал ей одиннадцатилетний малыш Гарри.

– Куда, Гарри, я побегу? Я ж несовершеннолетняя еще, мне семнадцать осенью только будет.

– Ты волшебница и умница, а еще немножко и тебя, как крольчиху, заставят плодить маленьких предателей крови, и мяукнуть не успеешь. Ты по самые ушки в зельях, поэтому и не соображаешь.

– Ты больно много соображаешь!

– Я – это ты. Только не испорченная зельями подчинения и притупления. Я твое здоровое подсознание, а вид такой ты сама мне придумала.

– Я?!

– Конечно. Совсем подчинить им тебя не удалось. Все-таки Молли не профессор Снейп.