Снейп и Малфой с мальчиком на руках исчезли первые. Через минуту в Кабаньем логе, где когда-то стоял величественный замок, не осталось никого.

Запретный лес зашелестел листвой, где-то в глубине которого раздалась торжествующая песня, какой-то птицы. Природа праздновала окончание вековых мук своей души. Скверное колдовство рассеялось, и лес стал светлее и как будто моложе.

Глава 32

Гарри не помнил, как он оказался в большом зале. Ему не было страшно, и когда он увидел, как Грюм привязывает человека похожего на Снейпа и подвешивает его под потолком. Этот маг молился истово и искренне, чтобы мучили только его и не трогали его спутника, а вот когда и второго мага похожего на Малфоя потянули к потолку, что-то похожее на тревогу поднялось в душе у Гарри. А может это была не его тревога и не его отчаяние, а того, кого пытались выдать за Северуса.

«А ведь это для меня спектакль! Я должен на это смотреть и… что-то такое я где-то слышал» - вяло подумал он. – «А еще у директора – плохой шпион»

Мысли текли неспешно, и чувства «Снейпа», полыхавшие как пожар, мешали ему, сосредоточится на своих проблемах.

«Зачем он делает им больно?» - гневно подумал он, с трудом поднял голову и поджег Грюма. Это отняло много сил и на минуту прояснило сознание, ужас полыхнул в душе, но тут же, уплыл куда-то. Как будто, кто-то высасывал все эмоции из него, и они уходили в землю. Он осмотрел собравшихся.

От Тонкс тянуло гордостью, что ее, наконец, заметили и поручили важное задание.

Макгонагалл думала о боли в колене и том, что она устала от авантюр Альбуса, но деваться некуда. Хорошо хоть, старый хрен всегда выходит сухим из воды.

Альбус почти не играл, ну может самую малость: подумывал, как это будет выглядеть в думосборе. А то, что потомкам обязательно станут показывать это историческое событие, он не сомневался,

А потом пришла боль огромная как космос, но странное безразличие не покидало дракона. Ни гнева, ни страха, ни отчаяния, только боль, боль, боль.

А перед тем как бесчувственная сталь пронзила глаз, он сквозь кровавое марево поймал мысль директора, о том, что «его рука не дрогнула, все вышло отлично и совсем не по-стариковски … и как бы ловчей пристроить воспоминания, что бы они точно сохранились для потомков».

Уже слепой он слышал усталое сопение Дамблдора, чувствовал тошнотворный запах старческого пота, ощущал его недоумение и какую-то детскую обиду на неудачу.

Почему он расстраивается? Он же убил меня. Я же умираю, ведь так?

Он плыл на спине в белесой воде, покрытой молочным туманом. Было тихо, как бывает только в тумане, только чуть-чуть плескалась вода. Боли не было и воспоминанием о произошедшем, из него выбило дыхание, и охватило горьким сожалением. Он не вспомнил, а просто осознал, наконец, все, что с ним произошло. «Я умер и так и не успел, сказать ИМ о любви, все боялся невесть чего. Что сочтут глупым, сентиментальным, слишком чувствительным. «Простите меня, если сможете» - послал он горячую мольбу, тем, кого оставил на земле оплакивать себя.

– Какой глупый, симпатичный мальчик! Он думает, что умер! Сестрицы посмотрите-ка на него, - раздался мелодичный девичий смех, чуть приглушенный туманом.

Три молоденькие девчонки с русалочьим волосами и звонким смехом, стоя по пояс в воде, принялись поливать его из маленьких ладошек. И лицо и тело, которое покачивалось на воде как бревнышко.

– Смешной маленький дракон! Посмотрите, посмотрите на него, такой хорошенький!

Смущается, дурачок, и ничегошеньки не понимает. Лей, сестренка, не жалей. Там наш Оуэон старается, а здесь мы! Вылечим крошку, пусть помнит о маленьких сестренках.

И они снова хихикали и поливали онемевшего от смущения подростка.

Потом сестрицы то ли уплыли, то ли отошли от него и их звонкие голоса поглотил плотный туман.

Он перевернулся, встал на ноги и побрел туда, где чувствовал берег. Там его ждала мама.

– Здравствуй сын,- сказала она грустно, - здравствуй, мой маленький.

– Мама, я умер?

– Тебе же фениксы сказали, что нет, малыш. Ты в Асгарде, в верхних мирах.