Пионеры собирали по близким горам мох и набивали им матрацы, тысячи матрацев. Парни-комсомольцы мыли, скребли, таскали мебель, перестраивали палаты. Девушки штудировали медицинские книжки на курсах медсестер.

И вот приказ 5 августа принять первый эшелон. Эта честь была предоставлена бывшему санаторию «Кавказская Ривьера».

Совещание в горкоме партии подходило к концу, когда над городом появился фашистский самолет. Он долго кружил, примеривался, потом сбросил бомбу. Она упала в трехстах метрах от горкома, эта первая бомба, нацеленная на Сочи. А еще через час весь город вышел к центру города, на улицу Горького, по которой медленно, в тишине, шли машины с наскоро перевязанными тяжелоранеными бойцами. Им протягивали из заплаканной толпы немудреные подарки, какие-то гостинцы, цветы… Так вошла в город война.

Знаю, когда зайдет речь о войне, не каждый и дотошный историк помянет Сочи. Были Брест, Минск, Киев, Ржев, Москва, Ленинград, Курск, Сталинград, Ельня и Одесса… Были Свердловск. Тагил. Челябинск… Великие в бою, в труде города. А Сочи? Многие ли представляют, каким оказался фронт у его жителей, у его врачей…

Обожженных, раненных осколками мин и снарядов в лицо, грудь, лишившихся ноги или руки, воинов бережно перевозили в соответствующие госпитали. Начиналась круглосуточная работа всего медицинского персонала, чтобы вернуть к жизни, а лучше в строй защитников Отечества. С первых же дней по 10–12 часов не отходили от операционных столов профессора Aгeeнко, Ашмарин, доценты Чебриков, Бантев – талантливые новаторы военной хирургии. Кто может подсчитать, скольким сотням раненых спас жизнь шестидесятилетний врач Н.И. Агапов?

«Санитарные поезда с ранеными героями Великой Отечественной войны прибывали в Сочи, как правило, ночью. Иногда два-три состава в сутки. На мою долю, как главного хирурга госпиталей ВЦСПС, доставались самые сложные и трудные операции. Приходилось ежедневно делать труднейшие oпeрации в разных госпиталях, в разных условиях, до двадцати в сутки. Иногда казалось, что силы оставляли меня. Но раздавался телефонный звонок. Мне говорили: “Надо. Тяжелейший случай…” Я ехал…». Это свидельство хирурга М. Галковского.

В октябре сорок первого в госпиталях ВЦСПС работало крайне мало специалистов. 88 врачей, 250 медицинских сестер, около 400 санитарок. К тому же не все медики были готовы к госпитальной работе. Им пришлось выкраивать час-другой на учебу и переподготовку. За полтора года около трех тысяч врачей и сестер заново переучились.

К 1944 году количество специалистов по военно-полевой хирургии в Сочи возросло в шесть раз. Если, по отчетам, за пять месяцев 1941 года было проведено 1325 хирургических операций, то только за первый квартал 1944 года – 2555.

Да, где-то рвались снаряды, горели танки, и военврачам казалось, что на передовой, в самом пекле войны, они нужней, чем здесь, в тыловых госпиталях. И каждый месяц добивались-таки повесток из военкомата, уходили на передовую хирурги, медсестры, санитарки. И город-госпиталь их отпускал, хотя каждый врач уже работал за двоих-троих. Военврачи и медсестры Гордон, Дьяков, Богдель, Балуев, Рац, Зорина, Логачева, Ватаян, Климашевская, Шор и десятки других становились на место ушедших и показывали чудеса выдержки и хирургического искусства. Я нашел такой документ:

«В эвакогоспитале № 2127 из раненных в грудную клетку в строй возвращены 76,2 процента воинов, уволено в кратковременный запас на выздоровление 22,3 процента, по инвалидности 1,3 процента. Выписка в часть терапевтических больных составила 73,8 процента. Сроки лечения сокращены в полтора-два раза по сравнению с нормативами Наркомздрава СССР».

В Сочи был свой, настоящий фронт. Это был фронт, на котором по-солдатски несли свою вахту военврачи. Никого в то время не могло удивить мужество хирурга Михаила Петровича Галковского, которого вносили в операционную на носилках, поскольку от нечеловеческой усталости его уже не держали ноги…

У военврача Елены Францевны Богдель ушел на фронт сын. Наутро после проводов ей сказали, что эшелон, в котором ехал сын на передовую, разбомбили. Все погибли. В каждом раненом Елене Францевне виделся ее сын, каждый стон был для военврача голосом сына. Не забыться бы ей, не остаться одной. Нужно быть бодрой и уверять бойцов, что все до свадьбы заживет, что «непременно выпишут скоро в часть бить фашистов…». И только в операционной она могла на несколько часов остаться без марлевой маски, подруги видели ее лицо, скорбное, потерянное. И вдруг: «Вашего сына в эшелоне привезли. Ранен…» Не бросилась, не стала отпрашиваться от дежурства: знала, некому заменить ее у стола. Так и додежурила, впервые за много недель в слезах. И сына выходила.

Такой был здесь фронт.

Прочтите сегодня найденное мной письмо сочинской учительницы, написанное на донорской ампуле «Дорогой товарищ! Посылаю вам свою кровь. Желаю полного выздоровления. Пусть моя кровь вернет вам прежнее здоровье, чтобы вы могли жить еще раз и снова пойти бить проклятых фашистов, отомстить за свои раны, за моего сына Германа, погибшего 4 октября под Лысой горой. Если будете в Сочи, в госпитале, напишите, я с удовольствием буду вас навещать как своего дорогого сына.