Я потом много видел разных журналистских коллективов и сам их возглавлял, но такого, что встретил в «Комсомольской правде», таких редакторов, таких корреспондентов, таких друзей… Все редкостное не повторяется.

А что такое отдел рабочей молодежи? Это – комсомол на заводах и фабриках, ударные комсомольские стройки, комсомольские путевки. Мне поручили раздел, который именовался «Большая химия»: молодежь на сооружении заводов синтетического каучука, шинных заводов, комбинатов новых полимеров, в научно-исследовательских профильных институтах. Эта материя, признаться, сразу, с ходу мне оказалась не по зубам. «Вгрызайся!» – был совет.

И меня учили. Не только правкой, опытом, отношением к делу. Учили прежде всего нестандартному мышлению, литературной выделке материалов, экономии слов, приобретению собственного стиля. Но главная дисциплина в школе рабочего отдела – трудолюбие. По этому предмету экзамен сдавал беспрерывно. И не только тем, что мой рабочий день подчас длился по 18 часов, что заметки переписывал по 3–4 раза, заголовки придумывал до посинения. Все это можно было вынести. Суть испытания состояла в практическом проявлении этой самой любви. В качестве газетных строк.

«Лучший материал – материал напечатанный» – это был девиз отдела. Любовь с отдачей. А любить не заставишь. Чувство пробуждалось, я бы сказал теперь, на этической основе показывать правду, защищать обиженных, разгребать человеческие беды. Труд подогревался святой (прошу прощения за патетику) ревностью к истине, добру и справедливости. Я видел, что корифеи отдела творили, а не «пахали», не надрывались над строчками. Материалы делали азартно, получалось талантливо. И постепенно я сам начинал ощущать, что муки творчества – не томительный недуг, а почти блаженство.

Но тогда я еще не знал истины, что в жизни все неожиданно переменчиво. Здорово, конечно, если на тебя удача свалилась с неба, но еще важнее ее удержать. Посадить на самый удобный стул, на самое мягкое кресло, лишь бы фортуна не упорхнула.

А что у меня случилось с первой публикацией! Спешил отличиться. И преуспел. Напечатали мою заметку в 40 строк. С фамильной подписью. Наутро в ней обнаружили 10 ошибок. Я на одном дыхании написал что-то про Херсон, где ни разу не был, про черноморские теплоходы, названия которых приводил по памяти, безбожно перевирая. Про то, что «море плескалось», а Херсон был и есть речной город. Меня хотели тут же уволить, но кто-то заступился. Вспомнили при разборе моих херсонских ляпов: он придумал лучший заголовок месяца – «О тех, кто легок на подъемные». Пожалели. Да и самому начальству был повод «почесать репу»: информацию поставили без бюро проверки, в недопустимой спешке, просто для затыкания «дыры» на полосе.

Было мне тогда 19 лет. Посчитал, что оставили в «Комсомолке» работать над ошибками, оправдывать первый жизненный аванс.

Отликовали выпускники факультета журналистики МГУ по случаю вручения дипломов. Отпировали в Доме журналистов, обласканы были самим Ясенем Николаевичем Засурским, выдающимся человеком, нашим деканом. Нашим другом не только в студенчестве, но и потом (десятки лет!), кем бы ни стали в журналистике или в других ипостасях. Я и сегодня почитаю за честь побывать у Ясеня Николаевича на факультете (он там президент), если он в порядке (к сожалению, часто недужит), но светлая голова нашего Учителя, его мобилизующе острые мысли возвращают любого из нас в ту пору «когда мы были молодыми и чушь прекрасную несли…».

Помню, несколько лет назад возникла необходимость обратиться к ректору МГУ с просьбой продлить контракт Ясеню Николаевичу. (По возрасту он должен был перейти на другую работу.) Мы, выпускники факультета, кто был под рукой, дело срочное, соорудили челобитную ректору, академику В.А. Садовничему. Потом глянули на подписи – матушки-святы! – вся страна, все ближнее зарубежье, далекие страны – главные редакторы, директоры, министры, руководители пресс-службы, писатели, режиссеры, народные артисты, поэты, лауреаты, государственные чиновники… Имена, имена, имена… Цвет страны. Честные, порядочные.

Так Ясен Николаевич нас учил.

Сначала честь, потом профессия.

Виктор Антонович Садовничий позвонил сразу, как получил наше письмо. Это делает честь Виктору Антоновичу – он и до письма нашего все решил как надо:

«Письмо оставлю на память. Сами имена людей, их нынешние позиции в обществе говорят о том, как замечательно вас всех учил Ясен Николаевич…»

Мы, выпускники журфака, были востребованы буквально «от Москвы до самых до окраин». Женя Сытников – Камчатка, Вова Гуигин – Сахалин, Толя Шлиенков – «Неделя» («Известия»)…

Меня распределять не надо было. Я уже работал в «Комсомольской правде» в отделе рабочей молодежи. Стажером. 35 рублей жалованье. Зарплата хорошая, но маленькая. Стипендия была всего на пять рублей меньше.

Из общежития на Ленгорах пришлось съехать. Прописки московской нет. Словом, ни кола ни двора… Зато «Комсомолка»! Вершина мечты любого журналиста той поры.

Кстати, в газете таким неприкаянным я был не один. Более того, в первый же день бездомья я понял, что в редакции это норма. Нам не просто позволяли оставаться на ночь на кабинетных диванах, но еще и постельным бельем одаривали. Так и коротали ночи Юра Рост – талант из Питера, Илья Хуцишвили – выдвиженец из Тбилиси, Слава Голованов – гений из Москвы (его ночевки были связаны с запутанными семейными обстоятельствами).