— Tы мне верить не должен. А так — спасу. И тебе срок скостят. Хуже уже не будет — сам ведь понимаешь.

Ну тут Пастухов немного преувеличивал. Хуже всегда могло быть. Это прекрасно понимал и Мансур. Он ведь оптимальный «подельник» для любого более или менее крупного персонажа — никому не известный, темный, ему можно что угодно пришить, и ему ведь и так не отвязаться от букета статей, тянущих на пожизненное заключение. И сынишка, кстати, со своими подвигами в довесок.

— Ну ладно — я. А как ты Асланбека отмажешь, если ты его, предположим, найдешь? Сам ведь говоришь — смертник, вам это уже известно, а при таком раскладе он должен сидеть всю оставшуюся жизнь.

— Придумаем чего-нибудь.

— А на кой тебе надо что-то для него придумывать?

— Хочешь — верь, хочешь — нет.

Надо было найти компромиссный вариант, чтобы ничья честь не пострадала и появилась ну хотя бы одна зацепка ну хоть малюсенькая! Ведь он просит отца выдать собственного сына.

— Я ведь знаю — ты никакого отношения к своим статьям не имеешь.

Мансур, видимо, был не лишен чувства юмора. Внезапно он искренне рассмеялся.

— Я думаю, следователи это тоже прекрасно знают.

— Ты ведь мирным человеком был! И сына ты любишь.

— Дошло, кажется, ты мой адвокат! — Веселье приобретало зловещий характер.

Пастухов не ответил, он понял, что это тупик.

— Не нужна мне твоя, — Мансур запнулся, — поганая свобода. А то, что брат мой небольшого ума, я и без тебя знал.

— Брат? — спросил Пастухов. Мансур оторопело вскинул глаза. — При чем здесь брат? — не отпускал Пастухов. Хотя и сам уже понимал. Мансур проговорился. Боевиком был брат Мансура — Ахмет. Ага, он-то, видимо, и втащил молодого Асланбека во всю эту поганую историю.

— Я ничего не скажу, — сцепил зубы Мансур.

— А ты и не говори ничего, так, намекни.

— Нет, я сказал.

— Ну нет так нет. Адекюэль.

Прощание у них тоже красивое. И Пастухов вышел.

Дело свое он сделал. Теперь надо ждать ответного хода Мансура.

Затем Пастух зашел в комнату радиоперехватов.

— Ничего, — помотал головой Док.

— Будем ждать.

Все уже было готово. В камеру, где сидел Мансур, «случайно» попал мобильник. И вот теперь от Мансура ждали одного — позвони сыну! Или брату, теперь это было одно и то же.

Это случилось только ночью. Разговор сразу же засекли.

Мансур кричал кому-то по- чеченски, чтобы его сына оставили в покое. Человек, которому он все это говорил, не проронил ни слова.

Номер тут же определили.

Мансур звонил в Афганистан.

Значит, поход по «местам боевой славы» продолжается.

Санкт-Петербург

1 июля 200… года, 23.01

В живых остались три человека. Асланбек, Ахмет и хозяин квартиры.

Разобравшись с трупами, в течение последующих трех часов они лихорадочно искали спортивную черную сумку, до начала «боевых действий» стоявшую в коридоре. Они искали повсюду, обшарили все углы и щели, но сумки нигде не было.

Ахмет со злостью пнул облезлый плинтус и грязно выругался по- русски. Далее разговор продолжился на языке, понятном лишь обитателям этой квартиры.

— Это конец.

— Нет, мы найдем их, обязательно найдем, — дрожащим голосом прохныкал Асланбек, открывший дверь грабителям.

— Где найдем? Голову напряги, не поленись!

— Я не знаю.

Ахмет продолжал сосредоточенно разглядывать плинтус.

— Вверх дном перевернем этот чертов город, но их достанем!

В разговор вступил третий:

— Слушай, не паникуй раньше времени.

— Как это — не паникуй?!

— Ясное дело, что это местные. Шпана какая-нибудь!

— Ничего себе шпана! Выкинули Шамиля за окно как мешок с дерьмом — и даже не икнули при этом.

— Да уж, «не икнули». — Последовал многозначительный жест в сторону кучи в углу коридора — это были аккуратно складированные тела непрошеных гостей. — Что с ними делать будем?

— Ночью вывезем на пустырь.

— А Шамиль?

— Надо похоронить по- человечески.

— Как ты себе это представляешь?

— Не знаю. Закопаем, прочитаем молитву. Хотя бы так.

Ахмет решительно пошел на кухню и вернулся с тесаком для мяса.

— Вот этих, — он презрительно взглянул на груду тел, — нужно как-нибудь упаковать, а то нести неудобно.

Решили, что сейчас не до того. Ахмет мерил шагами расстояние от двери до батареи, периодически хватаясь за голову.

— Да успокойся ты! — На самом деле, все уже начинали изрядно нервничать.