Бал открывали Октавий и Амалия. В партнеры на полонез Амалия в в этот раз выбрала английского посла, Октавию досталась его супруга - как финальная точка во взаимно подписанном недавно мирном договоре и заверении в вечной дружбе двух монархов.

Танцевал он также нечасто, как посещал оперу. Удовольствия он от этого не получал - даже по прошествии лет ему казалось, будто он чувствует всем телом уничижающий взгляд отца.

Тот всегда так смотрел, когда от Октавия требовалось быть в чем-то наравне со слышащими. " Ну, как мой ущербный наследник справится?" - говорил этот взгляд.

Если бы ни эта изматывающая борьба за доверие и любовь отца, в которой Октавию приходилось сражаться с умершим, а значит, идеализированным старшим братом, он вряд ли считал бы себя намного отличным от других людей. Его вполне устраивало то, что у него есть.

Амалия обожала танцы, и не пропускала ни одного, едва успевая отдышаться между турами. Ее бальная книжка была заполнена до отказа. Король же, как обычно, был окружен придворными, поддерживая остроумно-язвительную беседу с людьми, которые, называя себя его друзьями, его не любили, да и которыми он сам отнюдь не восхищался.

Впрочем, при дворе было пять или шесть действительно умных и честных людей, но их не было ни слышно, ни видно на этих блистательных сборищах. Для разговора с ними было другое время и другое место.

Благодаря развешанным по стенам зеркалам Октавий мог вести оживленную беседу, не вертя постоянно головой от одного собеседника к другому. Разговор зашел о колдунах и гороскопах, которые король порицал и против которых воевал со свойственным ему упорством.

– Нет, это не веселая забава для пресыщенных умов, -говорил он, людям, обожавшим на тайных вечерах вызывать дух Цезаря, или Карла Великого, и платившим за сеансы якобы исцеления по сотне золотых за раз.
– Это опасное и глупое занятие. Легковерная толпа кричит о случайных совпадениях, и умалчивает о чудовищных ошибках. Посудите сами: что предсказывают гадатели? Набор повседневных событий.Путешествие, болезнь, потерю друга или родственника, получение наследства, какую-нибудь встречу, интересное письмо и другое, самое заурядное. Но вдумайтесь, на какие катастрофы, на какие горести обрекают людей слабых и впечатлительных ложные откровения этакого великого мага. Влюбленный изведется ревностью, мать оплачет живого сына, всего лишь не приславшего вовремя письма...

Анджела, привлеченный голосом короля, сама не заметил, как подошла поближе. Гадателей она не любил с детства, было за что. Ей совершенно неожиданно понравился голос короля, чистый, сильный, которым Октавий владел мастерски.

Была в нем однако какая-то искусственность, неправильность, не дававшая чуткому музыкальному слуху расслабиться. Где-то она уже слышал этот странный, едва уловимый акцент.

Король совершенно неожиданно обернулся и спросил его:

– А что вы думете о гадателях и колдунах, госпожа Анджела?

Анджела совершенно растерялась. Ее мнением редко интересовались. Она пришел сюда чтобы усладить слух почтенной публики, и по сути она ни чем не выше лакея или горничной - служит для увеселения.

И все же она ответил честно.

– Мой отец был очень суеверен и ревнив, ваше величество. Старая цыганка предсказала ему, что моя мать ему изменит. Он ей поверил. Убил ее, а затем себя. У меня нет причин любить предсказателей.

– Вот!
– сказал король, снова обращаясь к собеседникам.
– Вот перед вами человек, пострадавший от этих аферистов. Требуются ли вам еще доказательства?

А затем сказал Анджеле с подкупающей искренностью, которая когда-то завоевала ему любовь простого народа.

– Мне очень жаль, маэстрина, что вам пришлось пережить такое горе. Прошу простить меня за то, что я невольно всколыхнул неприятные воспоминания.

Анджела смущено сделала реверанс.

– Не могу ставить вам это в вину, ваше величество. Вы чрезвычайно добры ко мне.

– Вы росли в приюте, маэстрина?

– Да, ваше величество в одном из scuola dei mendicanti, в приюте при церкви, каких так много в Италии и откуда выходят все знаменитые артисты обоего пола, ибо ими руководят лучшие учителя.Меня хотели сделать монахиней, но я не далась.

– Его величество обожает опекать всех кого может, - ступил в беседу красивый кавалер в камзоле раза в два дороже королевского, почти граничащего с дурновкусием. Титул короля он произнес с едва заметной насмешкой.
– Впрочем кому, как не моему дорогому кузену заботиться о слепых, глухонемых и слабоумных...

Глаза короля сверкнули гневом, но он легко обрел равновесие и равнодушно ответил:

– Ты должно быть выпил лишнего, дорогой кузен Генри, раз позволяешь себе говорить такие глупости! Все наши подданные равны и имеют право на достойную жизнь, на возможность самим обеспечить себя и обрести человеческое достоинство... мы не варвары и не язычники, способные оставить на морозе или сбросить со скалы калек и стариков...

Генри в ответ поклонился, пробормотав под нос: