Тот достал из-за пазухи мешочек со звеневшими внутри монетами.

– Позвольте мне приходить сюда, - запальчиво произнесла Амалия.
– Быть может, я еще кого-то смогу научить говорить и писать!

Монах несколько удивленно посмотрел на принцессу.

– Есть ли в этом нужда, дочь моя? Сейчас эти несчастные, лишенные света разума работают, едят и спят. Зачем им знать, что существует нечто им недоступное?

Вернувшись назад, во дворец Амалия долго плакала, заперевшись в комнате и выгнав своих фрейлин. Те жалели бедняжку принцессу, до которой наконец дошло, с каким чудовищем она вот-вот свяжет свою жизнь.

– Старый дурак Аристотель, - пробормотала Амалия, умываясь.
– Античный идол, которому поклоняются лентяи, не желающие лишний раз пораскинуть мозгами. Но я не так образована, чтобы почитать Аристотеля. Придется пользоваться собственным умом.

***

Вскоре после нового года королева пригласила на один из своих интимных вечеров партнершу второй женский голос Оранской оперы - очаровательную Кориллу. Корилла, тоже итальянка, невысокая, с чувственным ртом и скорее полная, чем худая, была предана Оранской королевской семье. И к королю, как и королеве, она питала самые дружеские чувства.

В свое время она сама предложила королю расстаться после двухлетнего романа, который давал ей немалые привилегии. Она чувствовала, что их отношения тяготят Октавия, хотя он ни словом, ни жестом этого не показал. Король был нежен и предупредителен, довольно щедр и никогда не срывал на своей amant дурное настроение, как это водится у иных власть предержащих.

Но они оба понимали, что Октавий приходит лишь потому что здоровый, молодой организм требовал того.

Женщины уселись рядом за клавесином, будто бы для того, чтобы разобрать партитуру одному романсу, который Амалия желала разучить.

Королева спросила, взяв певицу за руки:

– Корилла, милочка, расскажите мне скорее о нашей новой звезде, об Анджеле Кавальканти! Что она собой представляет?

Корилла ненадолго задумалась, подбирая слова.

– У нее доброе сердце и злой язык, - сказала она.
– Анджела никогда не пойдет на сделку с совестью.

– О!
– сказала королева и склонила голову собеседнице.
– А что насчет... любовных отношений, милая? Ветрена она, или постоянна?

– Ни то, ни другое, ваше величество. Интрижки, не более. Но, ни один мужчина не скажет о нем дурного слова! Вы сами знаете, ваше величество, в нашей среде нравы достаточно вольные...

– Дай я обниму тебя, мое милое дитя, - сказала королева.
– Мой добрый вестник. Я боялась, как бы эта Анджела не оказался дурным женщиной, но тебе я верить могу.

– Анджела вызвала интерес у его величества?
– осторожно спросила Корилла, опасаясь переступить границу, за которой заканчивалась монаршья дружба.
– Он так и не рассказал вам, что случилось тогда, в Мон-Бижу?

– Нет, - рассеяно ответила Амалия.
– И вряд ли расскажет.

Корилла ушла к другим гостям, оставив королеву в раздумьях. Вскоре к ней подсел Ламетри и без обиняков спросил:

– О чем вы так таинственно шептались с Кориллой, дорогая?

– Об Октавии, разумеется, - улыбнулась королева.

Сам король посещал интимные концерты Амалии крайне редко, если только они были приурочены к семейному торжеству.

– Женская забота иногда может быть удушающей, любовь моя. Почему бы тебе не дать возможность Октавию самому разобраться с сердечными привязанностями? Если такие вообще существуют у нашего безупречного монарха?

Амалия досадливо поморщилась.

– Я знаю его большую часть жизни! В сердечных делах он удивительно робок и боязлив, к тому же, ты сам знаешь о Мон-Бижу. Там произошло что-то, что напугало его до смерти... И мы должны ему помочь избавиться от этого страха, задышать полной грудью.

Королева замолчала, вертя в руках веер, и закончила.

– Мишель, он позволяет нам быть счастливыми. Неужели мы должны ответить ему черной неблагодарностью?

***

На лето королевский двор отправлялся в замок Мон-Бижу, стоявший в живописной долине на берегу большого озера. Октавию тогда только-только исполнилось шестнадцать, и осенью они с Амалией должны были наконец заключить брак.

Принцессе уже исполнилось двадцать три года, и она чувствовала себя ужасно старой. Об огромной разнице в возрасте с женихом ей не напоминал только ленивый, ожидая реакции.