Шрифт:
…С тревожных дней русско-японской войны, когда в народе все сильнее закипала ненависть к самодержавию, готовая разлиться в пламя революции, Малютин знал простые и правдивые произведения Семена Павловича Подъячева.
В 1922 году в редакции московской газеты «Беднота» отец узнал адрес писателя, жившего в селе Обольяново, и написал ему, а получив сообщение от его сына о болезни Семена Павловича, решил съездить к нему.
Зеленел и благоухал веселый май. Вот сквозь деревья парка показался двухэтажный барский дом, фигурирующий в «Сне Каллистрата Степаныча». Вот обольяновская почта. В широком одноэтажном доме писателю принадлежали четыре светлые комнаты. Полная, моложавая и ласковая Мария Степановна — жена писателя — провела гостя в кабинет Подъячева, который искренне обрадовался встрече. Состояние его было тяжелым: уже более двух недель лежал с сильными болями в пояснице, врачи запрещали говорить и читать. Больной изъяснялся с трудом, задыхался. Утомлять его долгой беседой было нельзя. Первое впечатление, что это — душевный, располагающий к себе человек, подтвердилось дальнейшим знакомством.
После завтрака Анатолий Семенович — сын писателя, — познакомил нас с достопримечательностями. Смотрели пустующий усадебный дом, принадлежавший некогда графу Олсуфьеву, заглянули в комнату, где не раз гостил и написал рассказ «Хозяин и работник» Лев Толстой. А вот и хутор Семена Семеновича, старшего сына писателя, жившего там с теткой Анной. Анна Павловна похвалилась своим обширным огородом, а потом позвала в крошечную, типа бани, хибарку с одним маленьким окошечком — первый «кабинет» писателя. Горькая нужда временами выгоняла его отсюда, заставляя мыкаться по работным домам, монастырям и этапам…
В 1927 году по совету врачей Семен Семенович с женой совершил путешествие от Дмитрова до Нижнего и на 27—28 июня заглянул к нам. Писатель восхищался Петропавловским парком, зеркальными прудами:
— Какая красота! Ты, Петрович, живешь здесь, что граф Толстой в Ясной Поляне!
Когда я читала гостю свои отроческие сочинения, он сказал, что стихи скоро будут мною оставлены:
— Надоест, наконец, воспевать цветочки и луну, давно и много описанные. Перейдете к прозе, которая обладает большими средствами для выражения мыслей.
По желанию писателя, которого интересовало решительно все, отправились осматривать фабрику, потом посетили библиотеку.
— Книги ваши, — сказал ему библиотекарь, — пользуются огромным спросом. Очень нравятся рабочим «Мытарства» и «Этапы».
Семена Павловича порадовал ярославский бульвар с его вековыми липами — «богатый, тихий, задумчивый», как он выразился. Запомнились его слова:
— Как проста и мила природа, такими должны быть и ее описания.
На память об этой встрече остались отличные групповые снимки, сделанные возле нашего дома и на берегу пруда: Подъячевы, наша семья, ярославские писатели Д. Горбунов, А. Скребков и другие.
Вечером всей компанией проводили дорогих гостей в обратный путь. Грустно было прощаться с милыми сердцу людьми и видеть, как их уносит пароход.
Дружба с Семеном Павловичем была неотделима от дружбы с Иваном Михайловичем Касаткиным. 16 августа 1927 года он писал Малютину:
«Дорогой Иван Петрович! Большое спасибо Вам за любовь, за внимание, за ласку, такие письма, как Ваши, редко приходится нашему брату получать. И, насколько я понимаю, редки и люди такие, как Вы. Мне Семен Павлович много хорошего рассказывал о Вас, об обиходе Вашем. Ежели придется мне когда попасть в Ярославль, разрешите навестить Вас».
Волжанин-костромич, он любил Ярославль. В августе 1928 года Касаткин извещал:
«Сейчас у меня гостит Семен Павлович Подъячев, нынче уезжает. С женой. Вот тут и вспоминали Вас, под яблонями».
Подъячев обещал еще раз погостить у Малютина и 26 августа 1929 года вновь появился на ярославской земле. На этот раз здоровье его было несколько лучше, но мучила одышка.
— Этой зимой и весной, — хвастался он, — я бегал, доклады делал.
Когда шли с вокзала, Семен Павлович, глядя на церковь, бранил «святых»:
— Что мне боготворить их? Они возненавидели мирскую жизнь, ушли в пустыню. Пользы никому не принесли. Чудаки! Коленками на камни становились, Серафим Саровский траву «снитку» ел. С какой стати я им буду молиться? Все они были величайшими эгоистами — захотели попасть в царство божие, вот и проделывали все это.
28 числа фотографировались у лучшего в городе фотографа Н. Г. Галактионова. Снялись в двух видах, на одной из фотографий писатель читает газету. После фотографирования звали зайти к Надежде Леонидовне Трефолевой, которой обещали сообщить о приезде Семена Павловича. Она любила его рассказы: «Хорошо пишет, правдиво, просто, искренно».
— Что ей на меня смотреть? — категорически отказался Подъячев. — Книги мои она прочитать может. Я сюда приехал к тебе, Иван Петрович.
Писатель подолгу беседовал с отцом, уединившись где-нибудь в укромном уголке столетнего парка, под навесом дубов, кленов и лип. Он вспоминал свои скитания по родной Руси, говорил о безысходной доле народа в прошлом и о том, что теперь для всех открыты просторные пути к светлой радостной жизни. Честный писатель-коммунист, он своими книгами помогал народу строить эту жизнь.