Шрифт:
Маститый художник внимательно осматривал фабрику «Красный Перекоп», подолгу беседовал с рабочими, читал им свои произведения. Он выступал на собрании ярославских литераторов и делился опытом работы Ленинградской писательской организации. Начинающим авторам советовал вести записную книжку, разъяснял им значение поэтической формы (в «искусстве самое главное — как писать»).
Встречи продолжались. В мае 1932 года и еще две весны подряд Малютин навещал Детское Село, где жили Шишковы. «Мы много ходили по аллеям парка и говорили о Сибири», — вспоминал он. Ему крепко запомнилось чтение Шишковым еще не опубликованных рассказов.
У Шишковых отец встречался с А. Толстым и его семьей, с другими видными людьми. У Вячеслава Яковлевича была мысль издать написанное Малютиным пособие по переплетному делу, но из-за бумажных трудностей осуществить это не удалось, и рукопись затерялась где-то в Ленинграде.
Из Детского Села продолжали поступать письма и книги. В начале 30-х годов сообщалось о работе над знаменитым романом:
…«Работаю над фразой «Угрюм-реки», чтобы фраза и весь роман звучали», «полирую, сокращаю, переставляю куски то сюда, то туда, чтоб было стройно-легко читать».
Эта книга стала в нашей семье настольной, читалась и перечитывалась с новым интересом, до мельчайших подробностей стали известны ее персонажи, сюжет, все серьезные, страшные и таинственные и смешные сцены. Нам нравились народные песни, записанные автором романа в 1911 году в Киренском уезде Иркутской губернии, и в особенности песня о «Матушке Угрюм-реке», ставшая как бы зерном эпопеи.
— «Угрюм-река» — это и Нижняя Тунгуска, и Витим, и Лена, — действия происходят там, но на самом деле это жизнь человеческая — символический роман, — говорил нам отец.
Он вспоминал, как был огорчен Потанин отъездом Шишкова из Сибири, и, точно споря с путешественником, отмечал:
— Но ведь Вячеслав Яковлевич в своем творчестве никогда не расставался с Сибирью. И стойкость советского человека в годы Великой Отечественной войны ярче всего показал на подвигах сибиряков…
Оглядываясь в прошлое, перечитывая дневники и письма Малютина 20—60-х годов, убеждаешься в прочности, глубине и чистоте той дружбы, которая связывала его с любимым писателем на протяжении двадцати лет. В отцовских письмах то и дело речь идет о Шишкове. Часто говорится о чтении его произведений. Малютин читал вслух и пропагандировал его книги еще в первые годы Советской власти среди крестьян деревни Морозовой. Он устраивал чтения и популяризировал рассказы Шишкова среди крестьян и рабочих Туруханска, Енисейска, приангарского села Кежмы, Ярославля, Челябинска, Майкопа и других городов и сел. А сколько раз он читал эти книги членам семьи, детям и внукам!
Каждое письмо, каждая книга Вячеслава Яковлевича приносили огромную радость. Каждая встреча была настоящим праздником. Последнее свидание произошло на Первом Всесоюзном съезде советских писателей в 1934 году: удалось как-то вместе выйти на улицу поговорить о жизни, о Ленинграде. В 1945 году автор «Угрюм-реки», выражаясь его же словами, «оборвался с последней ступени с пером в руке».
Впоследствии, приезжая в Ярославль, Малютин всегда бывал у своих друзей с «Красного Перекопа». И сейчас цел красный домик в Петропавловском парке, весь утопающий в георгинах и флоксах. Приятно проплыть на лодке по тихому пруду или отдохнуть на зеленом берегу. По-прежнему демонстрируются кинофильмы в бывшей церкви Петра и Павла, переделанной в клуб имени 16-го партсъезда. Под открытым небом устроены карусели, площадка для концертов и танцев. Прежде заброшенный и глухой парк стал любимым местом отдыха текстильщиков. Он еще более разросся, пополнился новыми деревьями, которые приветливо шумят молодыми вершинами…
Московские встречи
Первый раз Малютин видел белокаменную еще в январе 1906 года проездом из Череповца в Петропавловск. Тогда привелось лишь перекочевать на извозчике с одного вокзала на другой. И все же запомнилось самое характерное для того тревожного времени: всюду были развалины баррикад из телеграфных столбов, вывесок, ворот, лестниц. Прострелены стены и окна. По улицам без конца шествовали конвойные с арестованными. Делали обыски и арестовывали по малейшим поводам. Особенно строго было на вокзалах. На каждом шагу — охрана с шашками, осматривавшая каждого проходящего с ног до головы. Потому и в вагонах было тихо, удрученно…
Одним из первых московских впечатлений было знакомство с Суриковским литературно-музыкальным кружком и старейшим его представителем Иваном Алексеевичем Белоусовым. Еще в 1921 году он заинтересовался Малютиным как писателем-самоучкой, ведь именно таких литераторов объединял Суриковский кружок.
Спиридон Дмитриевич Дрожжин при встрече усиленно рекомендовал познакомиться лично с Белоусовым и просил передать ему привет. Когда мы с отцом приехали в столицу, то решили выполнить и этот совет и эту просьбу. Иван Алексеевич квартировал в низком одноэтажном доме (теперь снесенном) на окраинной Соколиной улице, куда надо было добираться на трамвае. Возле дома темнел сад с редкими деревьями. Хозяин приветливо встретил нас в своем кабинете — узкой длинной комнате, мрачноватой от книжных шкафов. Над письменным столом у окна висели портреты любимых писателей. Усевшись с нами на диван, Белоусов прежде всего расспросил о Дрожжине, своем давнем друге, а затем с интересом стал задавать вопросы о жизни в Сибири. Отец красочно описал бескрайние сибирские просторы, трудолюбивых, выносливых и душевных людей, которых он полюбил за время своих скитаний. Признался и в своем пристрастии к поэзии. В свою очередь Белоусов поведал о том, что на его свадьбе шафером был Н. Д. Телешов, а гостями — А. П. Чехов с братом Михаилом, В. А. Гиляровский. На столе появились вынутые из книжного шкафа запретный «Кобзарь», «Песни борьбы», «Песни о хлебе и труде», но так как эти сборники имелись у автора в единственных экземплярах, он не мог что-либо подарить и обещал где-нибудь их разыскать и прислать в Ярославль.
Белоусов просил заходить в Клуб крестьянских писателей, помещавшийся в подвальном этаже Дома Герцена на Тверском бульваре, № 25, где он служил и часто дежурил:
— Вам тоже надо вступить в Суриковский кружок.
С тех пор Малютин, приезжая в столицу, навещал суриковцев.
Впоследствии в книге Белоусова «Литературная Москва», посвященной писателям из народа, говорилось:
«Малютин верит в русский народ, — верит в силу его способностей, в силу его труда, и вот что он говорит:
«Тебе дан разум, значит, не говори, что университетов не кончил. Университет — сама жизнь, а книги — профессора. Учись и будь честным, культурным человеком…»