– Мими не из тех, кто склонен к самоубийству, если ты об этом думаешь, – сказала Анна.

– Откуда ты знаешь? Я хочу сказать, что её это всё очень сильно затронуло, а самоубийство совершают не из склонности, а те, кто очень несчастен. А она именно что несчастна! Почему с ней это случилось? Почему? Почему такое не случается с людьми, которые не хотят ребёнка?

– С ними такое тоже случается, – сказала Анна. – По статистике, у каждой второй женщины был один или несколько выкидышей.

– И сколько из них убивает себя?

– Перестань, – ответила Анна. – Мими это переживёт.

– Я считаю, что это так несправедливо, – сказала я. – Она так радовалась будущему ребёнку. Она была бы такой замечательной, прекрасной матерью. Она ничего не сделала неправильно. Невозможно перенести, что мы не можем ей помочь. Я хочу сказать, что мы ведь мамы-мафия! Одна за всех, и все за одну. Мы должны что-то сделать!

– Мы ничего не можем сделать. Дай ей просто ещё немного времени, – ответила Анна.

Мими открыла мне дверь в тех же шмотках, что и в предыдущие дни – серых тренировочных брюках и майке с капюшоном, заляпанной соком. Её волосы, похоже, со дня выкидыша не мылись и не расчёсывались. Они вились свалявшимися прядями вокруг её узкого ненакрашенного лица. Её глаза под тёмными тенями казались огромными.

Странно, но мне она показалась прекраснее, чем когда-либо ранее. Я ничего не могла поделать, при виде неё у меня на глазах выступили слёзы.

– А, это опять ты, – неприветливо сказала она и повернулась. – Закрой дверь, да?

Я послушалась и последовала за ней в гостиную. И здесь тоже царила непривычная атмосфера: шторы были задёрнуты, подушки и кошачьи игрушки валялись на полу, страницы газет были разбросаны по всей комнате и пахло кошачьей едой. На журнальном столике громоздились журналы, книги, надорванные конверты и всякий бумажный хлам, тут же стояли наполовину пустые стаканчики из-под йогурта с ложками и использованные чашки, диван и ковёр были усыпаны крошками. Мими упала на диван между тремя спящими кошками. Лизхен Мюллер, полосатая рыжая кошка Мими породы мэйн-кун, весной принесла котят. Двое из них жили сейчас у нас, одного получила Анна, а остальных двоих Мими и Ронни оставили у себя.

– Как раз сейчас очень интересно, извини, – сказала Мими, взяла пульт от телевизора и увеличила громкость.

– Добро пожаловать, Мелани, – сказал весёлый ведущий крепкой брюнетке с рыжей мелированной чёлкой. – Мелани, приветики-привет!

– Привет, Олли! – ответила Мелани. Насколько можно было видеть, у неё отсутствовал глазной зуб.

Я села на скамеечку для ног, которая не была занята кошками, и снова немедленно вскочила, потому что мне в попу впилось что-то острое.

– Ой! Что это?

– Тс-с-с! – фыркнула Мими. – Это горный хрусталь, который мне вчера принесла твоя сумасшедшая подруга Труди. Я должна положить его на солнечную чакру. Я ей сказала, чтобы она засунула его себе в зад, но она, к сожалению, этого не сделала.

– У-у-у, – сказала я. Вместо этого хрусталь засунулся в мою задницу, во всяком случае, почти. Ужасный хрусталь. Труди божилась, что камни обладают лечебными свойствами, но, наверное, в случае Мими было слишком самонадеянно рассчитывать на мгновенный эффект.

Мими заинтересованно уставилась в телевизор.

– Мелани, тебе двадцать один год, и ты как раз ждёшь второго ребёнка, верно? – спросил ведущий.

– Да, – ответила Мелани.

– И ты куришь, верно? И у тебя нет угрызений совести из-за курения, хотя ты знаешь, что оно вредит ребёнку?

– Не-е, – сказала Мелани. – С моим первым я тоже курила, и он здоров, как бык и всё такое, и моя гинеколог тоже сказала, что если совсем прекратить курить, то это не очень хорошо для ребёнка, и поэтому вот!

– А я нахожу это асоциальным с твоей стороны, – сказала соседка Мелани, возле которой стояла дощечка с надписью «Саския, 22». Саския выглядела так, как будто она только вчера участвовала в шоу на тему «У меня восемьдесят кило лишнего веса, но это мне абсолютно не мешает». Во время своих трёх беременностей она перестала курить и считала, что Мелани вообще не заслуживает детей. – Дети означают инменно ответственность! – сказала Саския при большом одобрении публики, которой, казалось, слово «инменно» было хорошо знакомо. – Если ты не можешь взять на себя ответственность, то тебе инменно лучше предохраняться.