– Я в этом даже не сомневаюсь.

Еще один удар – одна из малых башен обрушилась, погребя под собой конюшню вместе со всеми находящимися в ней лошадьми. Раздавшийся после этого рев оглушил прислугу, которые побежали еще быстрее.

Они уходили прочь из дворца, что служим им домом.

* * *

Цидариас зажал рану, пытаясь унять кровь. Тварь подобралась слишком близко и едва не разорвала его на части, но ему удалось отделаться лишь десятком глубоких порезов.

Их борьба была ужасающей. Ее последствия виднелись в каждом углу, на каждой стене. Кровь, изломанная мебель, проломленные стены, разрушенные помещения. Цидариасу удалось заманить монстра в одно из подземелий и худо-бедно сковать того с помощью магии. Некромант держался из последних сил, и его не хватило бы на продолжение этой драки.

Человек! Ты уходишь? Нам же было так весело. Я уже давно так не развлекался.

Цидариас отшатнулся. Даже сейчас мощи монстра хватило для того, чтобы без проблем прорваться сквозь его ментальную защиту.

– Ухожу. А вот ты останешься здесь до тех пор, пока я не пойму что с тобой делать.

Ложь. Ты боишься и знаешь, что это не сможет удерживать меня вечно. Я с легкостью могу сокрушить твою слабенькую ловушку. Мне стоит лишь пожелать этого.

– Желаю удачи, ублюдок, – Цидариас взбежал по ступеням.

Тебе не спастись. И не спасти ваш род. Некроманты исчезнут, а вас распнут на обломках ваших дворцов! Вы слабы! Всегда были слабы. А этот ваш Ивирион... Уверен, что сейчас он горько раскаивается в содеянном. Его душа ступила на путь, с которого невозможно сойти. Не смог ни один из вас!

Цидариас замер на полушаге. Путь? Какой путь? Неужели Ивирион все еще был жив? Нет, невозможно. А Таррес? Что же произошло с ним?

Ошибка. Неудача. Моя оплошность. Я уничтожил его сердце, но позволил душе остаться в теле. Насильно привязал к мертвой оболочке. Могу и с тобой проделать подобное.

– Пошел прочь!

Цидариас пошел дальше, обдумывая услышанное. Привязать душу к телу. Это было возможно – Экраон живое тому подтверждение. Но у Экраона было сердце. Он был жив на момент совершения своей ошибки! А Таррес? Отсутствующее сердце явно не могло пойти тому на пользу.

Поднявшись во двор, штейгер оттолкнул то немногое, что осталось от двери. Снаружи его уже ждал Экраон.

– Я рад видеть тебя живым.

– В самом деле?

Взгляд Экраона обратился к горизонту:

– Нам нужно уходить. Они уже близко.

– Их уже видно?

– Нет. Ближайшие всадники в двух километрах отсюда. Но они быстро приближаются, а пересчитать их не представляется возможным.

– Откуда такая уверенность?

Вокруг руки Экраона взметнулись полупрозрачные тени, опутывая некроманта словно змеи.

– Ясно, – Цидариас принял из рук собрата темный плащ. – Тогда уходим.

* * *

Сиптуаг ступил через разломанный проем ворот. Дворец выглядел так, словно его уже атаковала другая армия, а вокруг виднелись следы разбегающихся в спешке людей. Что бы здесь ни произошло, оно заставило обитателей дворца спасаться бегством.

– Осмотрите здесь все. Ищите любые следы. Я хочу знать о том, что здесь случилось. Всем ясно?

Солдаты разошлись в стороны. За ними последовало золотое духовенство. Армия шла во всеоружии, и священники помогали им на каждом шагу.

Сиптуага окружили десять мечников. Хоть он и был архиереем, солдаты до сих пор считали, что ему необходима защита.

Изломанные стены, разрушенные комнаты. Уцелело так мало мебели, что Сиптуагу даже становилось не по себе. Даже его солдаты не доходили до подобного. Половина коридоров оказалась настолько разрушена, что через них невозможно было пройти. Еще часть была завалена обломками, на разгребание которых архиерей просто не хотел тратить время.

– Идем в разрушенную башню. Она самая высокая, видимо там и был проведен ритуал.

Верхушка башни оказалась не просто разрушена. Она почти отсутствовала. Сквозь черноту гари едва виднелись нарисованные на полу руны и пентаграммы.

– Что здесь случилось?

Архиерей поддел носком обломки столешницы и отбросил их в сторону. Все уничтожено. Не осталось ничего хоть сколько-нибудь важного и интересного. Сплошной мусор.

Пройдясь к центру башни, Сиптуаг резко вдохнул. Ему показалось, будто он засунул голову в печь. Сухой воздух обжигал глаза и язык, а зубы стали невообразимо болеть.