Я сказал:

— Вероятно, это — прекрасно, если ты так подумала.

Я глядел на нее, нахмурившись, еще некоторое время, очень желая знать, могло ли быть какое-нибудь основание для ее теории относительно себя самой, странно, что дважды она выбирала мужчин, у которых были ужасные секреты. Ладно, ее подсознание было ее проблемой. Я зевнул, отложил атлас в сторону и начал есть. Единственное, что мне это дало, так это то, что я ощутил, как долго я не спал. Когда я снова заговорил с Бет, мне показалось, что ее голос слышится откуда-то издалека.

— Что ты сказала? — спросил я.

— Что ты сделал с этой сексуальной малышкой? Это ее машина стоит во дворе, не так ли?

Мне не хотелось, чтобы она задавала этот вопрос. У меня перед глазами внезапно предстала эта крошка, такой, какой я ее видел в последний раз. «Я спросила тебя, на чьей ты стороне, — прошептала Мойра, — а ты меня поцеловал. Я спросила тебя, почему мы должны ехать, и ты сказал, потому, что ты хочешь обеспечить мою безопасность». Безопасность! Меня не особенно взволновали воспоминания о прозвучавшем в ее голосе презрении и выражении ее лица.

— Я обменял эту сексуальную малышку на безопасность моих детей, — сообщил я. — Когда Питер свяжется с тобой завтра утром, скажи ему, что он может отвезти детей домой.

Бет нахмурила брови:

— Я не понимаю.

— Я не слишком горд, что заимствовал хорошую мысль. В планах Дюка не было ничего неправильного, за исключением их исполнения. Я просто продвинулся вперед в их воплощении, после того как ты уехала, — пояснил я.

— Ты имеешь в виду…

— Я имею в виду, — сказал я, — что ее будут держать в определенном месте. Фредерикс поставлен в известность, что если что-нибудь случится с моими детьми, то же самое произойдет и с его ребенком. Думаю, что мне удалось убедить его в том, что я имел в виду. — Я сделал глубокий вдох. — Другими словами, мы убрали с нашего пути детей. Мы аннулировали связанные с ними расчеты. Теперь это — просто игра для взрослых.

Бет все еще хмурилась. Затем морщины на ее лбу разгладились.

— Понимаю. Не думаю, чтобы крошка очень гордилась своим отцом, и она, кажется, сильно в тебя влюблена; полагаю, она рада сотрудничать…

— Я ее не спрашивал… — сказал я.

— Но тогда как ты это устроил… — нахмурилась Бет.

— Я выкручивал ей руку до тех пор, пока она не закричала. Это был очень убедительный крик. Во всяком случае, я думаю, что Фредерикса он убедил, — объяснил я.

Бет пристально на меня посмотрела широко открытыми глазами.

— Ты не можешь быть серьезным! Надо же, этот ребенок, очевидно, в тебя влюбился! Она сделала что-нибудь…

— Любовь… — заметил я. — С тобой я чувствую себя как за границей, словно я говорю на языке, который никто не понимает. Пойми, — продолжил я, — эта сексуальная крошка, как ты ее называешь, была очень странных, почти библейских понятий о семье. Ты знаешь, что принято уважать своих отца и мать. Ее отец оказался рэкетиром, а мать безнадежной алкоголичкой, и как сильно ее задело происшедшее, прямо связанное с тем, как она к ним относится, а также и с тем, что она, в действительности, не очень любит своего отца. Он ее отец, и этим все сказано. Теперь как мне следует поступить, нежно ее поцеловать и попросить ее спасти человечество, связав свою жизнь с силами правды и добра, представленными в моем лице? И затем это воспоминание не оставляло бы ее всю оставшуюся жизнь… а отец был бы либо убит, либо в тюрьме… и она приложила бы к этому делу руку; она помнила бы, что дала себя уговорить цветистыми речами, направленными против него? Черт возьми. Так что теперь пусть у нее пару дней будет болеть рука, вместо того, чтобы всю оставшуюся жизнь болела душа. И она меня ненавидит, но это не причинит ей вреда, вероятно, что так для нее и лучше.

Бет все еще пристально на меня смотрела, словно у меня выросли ногти и клыки. Вероятно, для нее не имело значения, что происходит с душами людей, но выворачивать руки было ужасно. Затем она подумала о чем-то еще, и выражение ее лица изменилось.

— Кроме того, если девушка у вас… если вы держите ее заложницей… все хорошо, не так ли? Я имею в виду, значит, Ларри не должен… ехать через границу с наркотиками. Мы можем обменять ее на…

— На что? — спросил я. — Ты думаешь, что Фредерикс пойдет в полицейский участок и подпишет нотариально заверенную исповедь своих преступлений, просто потому, что мне удается где-то прятать его дочь? Не говори глупостей. Все, что мне удалось сделать, это обеспечить нашим детям на время неприкосновенность, и не думай, что Фредерикс не пойдет на любую гнусность, дабы дать сдачи. То, что Мойра Фредерикс в наших руках, не решает проблемы. Это просто дает нам небольшую передышку, чтобы мы могли действовать свободнее, чем если бы мы должны были беспокоиться о том, что может случиться с Бетси и мальчиками…

— А как же Питер? — спросила она быстро.

Я пожал плечами:

— Что будет с Питером Лоуганом? Он уже достаточно взрослый, чтобы принимать участие в выборах, и он не мой ребенок.

Она уставилась на меня, потрясенная.

— Ты имеешь в виду, что ты не…

Я глубоко вздохнул:

— Это был просто договор, Бет. Требовалось изложить его в простых выражениях, чтобы такой человек, как Фредерикс, мог понять и поверить. Око за око, кто-то с его стороны, за кого-то с моей стороны. Если бы я попытался защитить всех, он бы решил, что я его надуваю. У Питера есть собственный отец; я не несу за него ответственность, и Фредерикс это знает. Позволь Дюку самому позаботиться о Питере. Хорошо?

Она гневно сказала:

— Нет, это вовсе не хорошо…

— Ладно, такова сделка, — сказал я. — Это лучше, чем ничего, не так ли? Теперь укажи мне место встречи, которое ты узнала, подслушивая разговор твоего мужа по телефону?

Она не сводила с меня изумленного взгляда.

— Я не подслушивала…

— Хорошо, ты не подслушивала, ты просто услышала. Что ты услышала?

— Мэт, в самом деле!

Я глубоко вздохнул.

— Извини. Я не ложился в постель дольше, чем когда-либо прежде… во всяком случае, не спал… и я, вероятно, был немного неблагоразумен. Теперь, извинившись, могу я узнать это место?