— Это само собой ясно, — признал Эд Гроб. — Но почему такая суета? Что они хотят теперь с ним сделать?

Она вздохнула:

— Должно быть, он надул их.

— Он надул их? — голос Эда Гроба звучал растерянно. — Он вел двойную игру с этими опасными подонками?

— А почему бы и нет? — сказала Лейла. — Каспер способен обмануть свою собственную мать. И он не боится никого, кто ходит на двух ногах. Он нанял и затем обманул их. Вероятно, набил свой чемоданчик газетами перед налетом…

— Они убьют его, — сказал Эд Гроб.

— Не раньше, чем доберутся до денег, — поправил Могильщик. — Где он мог спрятать их? — спросил он Лейлу.

— Где-нибудь в здании конторы, — лениво ответила она.

Могильщик опять посмотрел на часы. Было двадцать четыре минуты девятого.

Плимут уже катился по дороге.

— Держись, сынок, — мягко прошепелявил Могильщик, достав свой длинноствольный никелированный револьвер из наплечной кобуры и проверяя патроны в барабане. — Мы едем.

— Ничего не случится, — сказала Лейла-Барон Холмс сама себе.

Она достала большое кольцо с ключами из кармана своей норковой шубы и начала выбирать тот, что подходил к замку.

Изнутри, сквозь стеклянную панель в верхней части двери был виден темный силуэт ее головы и плеч, подсвеченный сбоку красным светом неоновой вывески «Париж-бара» над соседней дверью.

Внутри, в полной темноте на верхней площадке лестницы затаился человек, поджидая ее. Он переложил автоматический кольт 38-го калибра в левую руку, вытер пот правым рукавом пальто и вновь сжал рукоять своего оружия. Он облизывал нижнюю губу и ждал.

Лейла нашла подходящий ключ и открыла дверь. Она опустила ключи в карман и принялась нащупывать на стене выключатель. Ее пальцы коснулись его, она нажала кнопку, но свет не загорелся.

— О, проклятье, — прошептала она дрожащим голосом, которому попыталась придать оттенок досады.

Она повернулась, заперла за собой дверь и начала подниматься по лестнице. Ее тело дрожало от головы до ног, и она собиралась с силами, чтобы шагнуть на каждую следующую ступеньку.

От нее исходил крепкий, бьющий по нервам и возбуждающий чувственность запах французских духов.

Человек на верхней площадке отодвинулся в сторону, чтобы его не было видно, и ждал.

Когда ее нога коснулась порога коридора, человек положил свое правое запястье ей на горло, а левый локоть между ее лопаток и, подняв Лейлу от земли, почти задушил ее.

Она лягала его и била руками изо всех сил, пока он нес ее в коридор.

— Прекрати, или я сломаю тебе шею, — прошептал он басом, сдувая ее надушенные волосы со своего лица.

Она прекратила драться и начала извиваться как червяк.

Он остановился перед последней дверью в коридоре и тихо постучал ногой в нижнюю панель.

На верхней панели из матового стекла значилось золотыми буквами:

КАСПЕР ХОЛМС И АССОЦИАЦИЯ ОБЩЕСТВЕННЫХ СВЯЗЕЙ

Но света не было ни в коридоре, ни за дверью, и буквы смутно поблескивали во тьме.

Внезапно дверь отворилась изнутри. За ней не было видно ничего, кроме глазных белков стоящего на пороге человека. В полной тишине слышалось лишь тяжелое дыхание Лейлы.

— Что там у тебя? — раздался шепот.

— Женщина. Разве не чуешь по запаху? — прошептал в ответ сторож и шагнул в приемную Каспера, все еще держа Лейлу за шею.

— Что это такое? — спросил голос с миссисипским выговором из другой комнаты.

— Женщина, — ответил сторож, бессознательно повторяя произношение.

Лейла соблазнительно терлась о него всеми возможными частями своего тела. Перед тем как выйти из дома, она опрыскалась духами, возбуждающими чувственность, и их запах буквально сводил сторожа с ума. Ее дрожь бросала его в жар. Он опустил ее на ноги и ослабил хватку так, чтобы она могла дышать.

Внезапно в соседней комнате зажегся свет, и в углу приемной высветились очертания двери.

— Давай ее сюда, — приказал голос.

Сторож толкнул Лейлу в дверной проем, второй человек последовал за ней.

Ее глаза расширились от ужаса, и она застонала…

Офис Каспера напоминал бойню. Все ящики из письменных столов были вывернуты наружу, бумаги разбросаны по полу, папки разворочены, запасная одежда из шкафа разорвана на клочки, сейф в углу стоял открытым.

На окне, выходящем во внутренний двор, вернее, на площадку «черной» лестницы под открытым небом, были задернуты тяжелые зеленые шторы, а окна, выходящие на улицу, плотно закрыты венецианскими жалюзи.