— Возможно, я поговорил бы о твоем долге, — заявил я. — Но у меня достаточно проблем с моим собственным долгом.

— Да, — сказала она. — Я просто хочу знать, что это такое. — После паузы она продолжила: — Это — то, что меня беспокоит. Я собираюсь тебе кое-что сказать. Вероятно, мне не следовало бы этого делать, но, во всяком случае, я хочу тебе об этом сказать.

— Сначала подумай, — заметил я.

Она рассмеялась немного резко и бросила:

— Не переиграй. Это — старая английская методика получения информации, убеждением в обратном, не так ли? Утверждаешь, что тебе неинтересно, и тебе выбалтывают ценную информацию. В особенности, если прежде ты переспал с носительницей информации.

— Давай не острить на эту тему, — произнес я. — Если ты не можешь удержаться от того, чтобы так не думать, то просто сохрани свои мысли при себе. Полагаю, что ты можешь говорить об этом до бесконечности. Ты поняла?

Ее глаза слегка расширились.

— Я поняла, — прошептала она после небольшой паузы. — Я поняла. Прости. Ты, действительно, очень хороший человек, не так ли?

— Не рассчитывай на это.

— Черт возьми, — сказала она. — У тебя должен быть какой-то расчет. Как бы было здорово, если бы у тебя не было расчета. Мэт, меня беспокоит один человек. Он работает на папу, а я его боюсь. Он похож… немного на тебя. Полагаю, что он дюймов на пять ниже, у него темные волосы, и ни за что в жизни я не хотела бы остаться с ним в комнате наедине, но в нем есть то же самое…

— Что то же самое?

Она нахмурила брови и сказала:

— Я не знаю. На самом деле, внешнего сходства нет, как я полагаю… Это — просто ощущение, но почему-то он напоминает мне тебя. И Дюка Лоугана. Держу пари, что он заслужил те пули, от которых у него остались шрамы. Остерегайся его.

Она протянула руку и дотронулась до моей.

— Ты понял, что я немного послужила тебе в качестве осведомителя.

После обеда мы обошли игорные заведения. Она была без ума от рулетки, для моего простого ума эта игра была слишком изысканной, я никогда не понимал более сложного способа транжирить деньги, чем игрой в кости. Я не могу испытать приятного возбуждения от игр, о которых мне известно с математической точностью, что у меня мало шансов выиграть… таковы азартные игры. Я сыграл несколько раз, вполне достаточно для того, чтобы убедиться, что этой ночью мне не разбогатеть, а затем просто следовал за ней повсюду и наблюдал за тем, как она просаживает деньги.

Что она делала со своими деньгами, меня не волновало, но она начала довольно крепко пить, а в молодости люди, как правило, не знают своих возможностей. У меня было искушение попытаться предложить ей сбавить темп, но я подозревал, что она именно этого от меня и добивается, чтобы снова заявить, что она не подросток, и в частности, не моя дочь, и сколько она пьет, меня не касается. В этом возрасте они всегда очень чувствительны к своей самостоятельности. Я помалкивал и выпивал свою рюмку после ее двух, с тем расчетом, чтобы в конце концов один из нас был бы в состоянии найти дорогу домой, когда подойдет время. До этого момента было еще далеко.

Уже ближе к утру она внезапно сказала:

— Мэт.

— Да, малыш?

— Вот там, около колонны. Мужчина в черном костюме. Я подумала, что мы могли случайно с ним встретиться, если оставались здесь достаточно долго.

Сначала я не пошевелился. Затем я взял ее белую сумочку, вынул из нее сигарету, серебряную зажигалку с инициалами М.Ф., то есть Мойра Фредерикс, закурил сигарету, вынул ее изо рта и вставил ей в губы.

— Спасибо, малыш, — сказала она. — Ты его видишь?

Я увидел его в зеркальце, прикрепленное с внутренней стороны откидывающейся крышки сумочки.

— Я его вижу, — подтвердил я.

— Это — тот человек, о котором я рассказывала.

Ей не было необходимости мне это говорить. Я рассматривал Мартелла. Как обычно, фотография и описание, которые я просматривал, не слишком походили на этого человека в жизни. Он был плотным, его черные волосы были зачесаны с широкого лба назад, и у него был большой рот с мясистыми сексуальными губами. Я вспомнил о его слабости к женщинам, которая обошлась ему в два выговора по службе.

Как Мойра и сказала, он был одет в темный костюм. Он был одним из немногих, что был в этом помещении одет в темный костюм. Черт возьми, это не имело никакого значения. На нем могла бы быть надета маска, и я бы его узнал. В нашем деле вы узнаете, как чувствовать этих людей.

— Если бы вы работали для преступной организации, — сказал Мак, — вас бы называли инфорсерами… чистильщики очень подходящее слово.

Теперь Мартелл исполнял обе роли, инфорсера и тайного агента, доказывая, как я полагаю, что в их деятельности нет большой разницы.

Как я отметил, он носил пистолет в кобуре под мышкой, что соответствовало его прикрытию, как телохранителю Фредерикса. Судя по досье, он ловко обращался с пистолетом, настолько ловко, насколько это было возможно с кобурой, висевшей под мышкой. Но это не имело никакого значения. Мы не слишком стремимся играть в открытую. Когда придет час, и ему потребуется его пистолет, чтобы свести со мной счеты, у него все же либо не хватит времени, чтобы его достать, либо не будет его совсем.

— Довольно красивый тип, — сказал я, закрывая сумочку.

Потребовалось небольшое усилие, чтобы так поступить и остаться сидеть к нему спиной. Мне вдруг захотелось, чтобы мой револьвер 38-го калибра был со мной. Единственный достойный ответ хорошему стрелку из пистолета, это — другой пистолет. В Европе не очень хорошо владеют пистолетом и склонны считать его чуть ли не уменьшенной винтовкой. Иногда они даже снабжают своих людей, прости Господи, складными прикладами! У них нет чудесных старинных традиций по пользованию револьверами, как у нас. Но я уверен, Мартелл исполняет роль гангстера достаточно долго для того, чтобы овладеть этим искусством.