Шрифт:
Чуть попозже, пришли приятели, поздравили Василия с новорожденными. Счастливый отец вынес ведро вина и начал угощать товарищей. Пили за одного ребенка, пили и за другого. Потом начали пить и за тех, которые еще не родились. В Пешпопадиевом доме воцарилась праздничная обстановка. Даже старший брат Марийки Ванчо перестал ходить в школу; понял, что никто за ним не присматривает. Одна Марийка ходила задумчивая и чем-то недовольная.
В один прекрасный полдень баба Доца приоделась, вышла на улицу и уселась на скамье подле ворот. Прибежали и сели рядом внуки.
– Журавля ли ждешь, ба?
– поинтересовалась Марийка, - Если принесет мальчика; даже не хочу его видеть.
– Что Бог даст, то и будет, - успокоила баба Доца, - Сегодня будет известно. Как только увидите детей, надо поплевать через плечо.
– Чтоб мухи их не оседали, да, ба?
– полюбопытствовал Ванчо.
– Чтоб не сглазили!
Скоро в конце улицы показались Василий и Керана. У каждого было по ребенку на руках. Завидев родителей, соседи с подарками сбежались к воротам Пешпопадиевых. Одни с цветами, другие с пеленкой, третьи с графином вина. Как только приблизились Василий и Керана, соседи нача-ли их поздравлять, дарить подарки и угощать вином. Василий пил и за себя, и за жену: кормящей матери врачи запретили пить.
В этой шумной неразберихе никто и не заметил, как Марийка покинула улицу, вбежала в дом и спряталась в проеме за печкой.
Родителей провели во двор, баба Доца за руки ввела их в дом. Хотя было теплое весеннее время, она с утра затопила печку, нагрела воды, чтобы искупать близнецов, сварила вкусный борщ с курицей. В доме было весело, празднично. Про Марийку никто не вспоминал и не спрашивал. Только вечером, когда начали купать детей, и один ребенок заплакал, а другой его поддержал, Марийка вышла из убежища, присела у корыта и залюбовалась:
– Ой, какие они хорошенькие! Мама, знаешь, почему они плачут? Потому что голодные. Накорми их. Баба такой хороший борщ сварила! А воду как они любят! Моряками будут. Хорошенькие, правда, мама? А давай сделаем так: эти двое пусть останутся у нас, а ты скажи журавлю, чтоб принес еще двух сестричек. Хорошо, ма?
Баба Доца с иронией покосилась на Василия и пробурчала: - Ага, он, журавль, только того и ждет.
– 2 -
Девять дней и девять ночей Василий угощал приятелей за ново-рожденных, а на десятый до бабы Доцы дошло известие, что пили пока за одного ребенка, будут пить еще девять дней за второго. Рано утром, едва забрезжил рассвет, она проникла в спальню сына и запричитала:
– Василий! А ну, вставай! Вставай, тебе говорят! Сколько можно спать? Сколько можно пить?
Василий потуже помял подушку и простонал:
– Ма-ма, только-только лег!..
– А чтоб ты не наспался на этом свете! Девять дней пьешь и спишь! Это правда, что еще девять дней будете пить?
– Василий пришел в себя:
– Ну, двое же их - как не пить? Дети, родные дети!..
– Я вам попью, черти безрогие! Вставай, сейчас же вставай и берись за работу! Выпивохи на хороший путь не выведут. Будь умницей, сынок, оставь эту попойку.
Василий поднял голову, сел на кровать, спустил босые ноги:
– Все, мать! Завязали: сегодня напьемся - и баста!
– Ну, хоть так, - согласилась баба Доца, - Пейте, но и думайте. Семья растет, дети начинают побольше есть, скоро продуктов станет не хватать. Надо что-то делать, сынок. Поучись у Ивана Волкова: съездил за рубеж и две легковые машины купил. Одной катается, другой глину людям раз-возит.
Ванчо, который невесть как оказался в дверях, прыснул смехом:
– Ха-а-а! Бабо-бабо-о, кто возит глину легковыми машинами? Глину люди самосвалами возят.
– Э, ты сильно много знаешь!
– фыркнула баба, - Своими глазами видела, как привез глину Мелании Тодоровой. Главное, что пользу от этого имеет, деньги заколачивает. Не то, что твой отец. Слышь, сынок, - ласково заговорила баба Доца, обращаясь к полуспящему Василию, - Говорят, Иван Ников снова собирается в Россию ехать. Посмотри, может, и ты с ним поедешь...
– Что там делать? Комаров кормить? Меня и дома есть кому грызть.
– Комары комарами, но заработать какую-то копейку не помешает. Здесь на твою зарплату детей не прокормишь. Думай, сынок. Очень бы хотелось, чтоб поехал.
Василий задумался. Глубоко и серьезно задумался. А когда баба Доца собралась покинуть спальню и уже была у дверей решительно произнес:
– Мама, где мои штаны?
Баба Доца оглянулась и укоризненно покачала головой:
– Сине-е, сине, тридцать пять лет на свете живешь, сколько можно штаны тебе подавать?
– Еду в Россию! Собирай меня!
– Ну, это другое дело!
– возрадовалась мать, - Если так, согласна и до пятидесяти лет подавать тебе штаны.
– 3 -