Слезаю с него, укладываюсь спиной на кровать. Так, себя удовлетворил, теперь нужно удовлетворить это лохматое существо. Он улыбается, уголки глаз блестят, целую его щеки, тот хмурится.

– Мы можем продолжить.

– Как скажешь...

Я много раз видел, точнее, как видел, участвовал в этом. Билл так умело насаживался на мой член сверху, так красиво извивался, а я? Я ведь такой неуклюжий. Ладно, если брюнет хочет, то я залезу на него сверху...

Билл немного разводит ноги, аккуратно усаживаюсь на его бедра.

– Нет, стой...
– тормозит меня и как-то хитро улыбается.

– Ну, и что ты придумал?

– Развернись ко мне задницей, я хочу видеть, как ты сам себя растягиваешь.

Я тихо смеюсь, но исполняю его желание. Бл*ть, как же мне стыдно. Ладно, Том, давай, соберись. Выгибаюсь, устраиваясь пятой точкой на его груди. Тут же на мои половинки ложатся его пальчики. Билл быстренько проходится ими меж моих ягодиц, а потом разводит ягодицы в стороны. Я в это время выдавливаю себе на пальцы гель, мысленно подмечая, что пора бы купить новый тюбик. Выдыхаю и пристраиваюсь ладонью к сжатым мышцам. Сегодня утром я хорошо поигрался с резиновым членом, так что, в принципе, мне не сильно нужна растяжка. Я делаю это лишь для того, что бы смазать себя и порадовать брюнета. Провожу пальцами меж раздвинутых брюнетом ягодиц, сверху вниз, рвано выдыхаю...

Ввожу сразу два пальца, холодный гель приятно холодит мой «внутренний мир», улыбаюсь, я чувствую, как Билл разглядывает меня. Смотрит, гад. Растягиваю анус, все глубже проникая в себя пальцами. Странно, но я почти не чувствую боли, если не брать в расчет укусы на шее и царапины на плечах.

– Ну, все хватит...
– хлопает меня по ягодице.

Я послушно переворачиваюсь, усаживаюсь на его пах, трусь задом о стоящий член. Так, сейчас самое сложное. Приподнимаюсь, беру его член, приставляю головкой к своему отверстию. Чуть опускаюсь, но влажный орган соскальзывает. Я заметно волнуюсь и повторяю действие. Его головка вновь скользит меж ягодиц...

– Давай я...
– тихо просит Билл, я киваю. Он умело берет мой член, одновременно, пальцами этой же руки нащупывает мою дырку, направляет головку в нее...
– Опускайся.
– просит, я расслабляю колени и медленно насаживаюсь на горячий орган. Мышцы тут же пронзает легкая боль, вместе с горячим членом Билли мило улыбается и отнимает руку. Теперь во мне только его горячий орган. А в такой позе это совсем по-другому. Ноги наливаются железом, а я до конца насаживаюсь на его ствол. Как же хорошо, но признаю, это не так удобно...

Поднимаюсь по члену, выгибаюсь в пояснице, чуточку больно. Очень сложно держаться в таком положении, утыкаюсь руками по обе стороны от его ребер, мой малыш улыбается. Сладко так, протяжно. Одна его рука лежит на простыни, сминает ее, комкает, а второй рукой он скользит по моему торсу, останавливает ее на бедре. Приноровившись, я начинаю двигаться быстрее, наблюдаю за тем, как мой собственный член смешно подпрыгивает и бьется о живот моего любимого. Улыбаюсь, склоняюсь над его повязкой, прикасаюсь губами к бинтам. Мой хороший, мой любимый...

Теперь целую его в губы, а подлец сжимает в ладони мой член, я укладываюсь грудью ему на грудь. Двигаюсь задом по его члену, по его пылающему органу...

Bill ©

Немного спорим с утра с Томом. Ему приспичило поехать со мной на выставку, а я был категорически против. Если нас с ним вместе где-нибудь сфотографируют, родители сразу все поймут. А потом я еще прикрикнул на него и надавал подзатыльников. Ведь этот герой нагло сплевывал в нашу раковину! Совсем идиот! Плеваться в раковину, где я мою руки, лицо, посуду. Но это только начало, дальше он начал кушать яичницу руками!!! РУКАМИ!!! Видеть это нужно было! А потом этими жирными ручищами полез ко мне! Конечно, я не выдержал! И наорал на него! Невыносимый. Том, конечно, обиделся, буркнул, прокряхтел что-то, но поспешил исправиться. В обычное утро я бы сдержался, но только не сегодня. У меня болит плечо. Кажется, что болит еще сильнее, чем вчера.

В итоге я уехал, не попрощавшись с ним, пусть знает.

Выставка проходит скучно и ужасно долго. Я уезжаю сразу после открытия и представления всех своих картин. На аукцион мне не хватило нервов и сил.

В больнице доктор открыто называл меня глупцом! Ибо я ненормальный, раз рискнул с подобными ранениями летать в самолете туда-сюда, да еще и сексом занимался. В общем, как я и предполагал, меня оставили в больнице. Я сообщил об этом Тому, позвонил, и попросил привести личные вещи. Конечно, Эртройт тут же поехал ко мне. И вот, он бесцеремонно зашел в палату, где в это время мне делали перевязку.

– Молодой человек, - полная негритянка в белом халате, уставилась на вошедшего, - выйдите! Я тут перевязку делаю...

Но Том только прошел в палату и сел на мою кровать.

– Все нормально, я его друг, я уже видел, что там у него.

Женщина больше ничего не говорила, хмыкнула только что-то себе под нос. А я смотрю на Тома, тот осторожно улыбается, касается пальцами моей руки. Я это расцениваю что-то вроде как: «Я с тобой». Киваю, улыбаюсь. Вздрагиваю, зажмуриваю глаза, эта дура сильно перетягивает повязку.