– Билл, я...

– ...я так испугался, я чуть не умер, Том!
– почти визжит он.
– Ты в порядке? Ты живой? Где ты? Том я же...

– БИЛЛ!!!
– вскрикиваю, только так он перестает тараторить.
– Билл, все хорошо, я жив, здоров, не волнуйся, я сегодня к тебе приеду, хорошо?

– Точно все хорошо? Ты приедешь? Когда? Ты сейчас где? С кем? А почему телефон был выключен?

– Я сейчас позавтракаю и приеду к тебе...

– Нет, езжай прямо сейчас!!! Я хочу тебя видеть!

– Хорошо, через полчаса буду...

– ДВАДЦАТЬ МИНУТ!!!

– Хорошо, Билл.

– Я жду!

Отключается, а я ломанулся в душ, чуть стеклянные дверцы не снес.

Влетаю на кухню, на бегу надеваю широкие джинсы, ох, я их так редко надеваю, все только деловые костюмы: серые да черные.

– Куда помчался?
– меня дергают за плечо и усаживают на стул.
– Сиди и ешь! Худой как столб, ты в спортзал ходишь?

– Хожу...
– это невероятно, он ведет себя как мой родитель, я на него даже посмотреть не могу.

– Не заметно, вот я хожу, по мне видно да?

Он расхаживает передо мной с голым торсом, с таким деловым видом. Ударить его хочется, вот отпинать! Что он себе позволяет в моей квартире?

– Я сейчас уезжаю, будь добр освободи МОЮ квартиру.

– Это твоя благодарность?
– садится напротив меня, передо мной лежит тарелка с яичницей.

– Алоис, я тебя не звал...

– Вот ты всегда так - никакой благодарности. Тогда ты тоже мне ни разу спасибо не сказал. Хотя, может, то, что ты передо мной ноги расставил, это и было некое спасибо...

Только сейчас снова смотрю ему в лицо, он ухмыляется. А я похоже краснею. Прикрываю глаза, вздыхаю.

– Слушай, мне правда не по себе, когда ты рядом. Я ведь даже толком не помню тебя, есть какие-то воспоминания на уровне снов, но... Алоис, мне не по себе.

– Ладно...
– он вздыхает, опускает на стол вилку, которой собирался поесть.
– Я и сам понимаю, что это все немного неправильно, - поднимается со стола. Обходит меня.
– Как захочешь что-то узнать о нас - позвони, напиши, я приеду.

Он выходит с кухни. Мне так сложно дышать. И я не знаю, почему.

Bill ©

Кто меня только не успокаивал эти дни, кому я только не звонил. Я понял, что вообще ничего не знаю о моем Томе. И у меня нет никаких связей с его друзьями, с людьми с его работы, я даже не знаю его рабочего адреса. Как только он приедет, я первым делом запишу всю его родословную и все номера людей с которыми он хоть как-то контактирует. Столько времени знаем друг друга, но друг о друге не знаем ничего.

Я ведь так переживал за него. Он сказал, что не может встать с кровати и больше не отвечал на мои звонки. А потом телефон и вовсе выключили. С кем он был эти дни? Нет-нет, я ничего такого не думал, но просто кто-то ему должен был помочь. Кто? Или он все-таки эти дни лежал в больнице? Боже, ну где он? Чего так долго едет?

Врачи обкололи меня успокоительными. Я истеричка! Меня точно можно назвать истеричкой! А как не истерить, когда самый дорогой человек исчезает почти на трое суток.

Когда я вижу его на пороге своей палаты, у меня сердце в пятки уходит. Серый, виноватое лицо, небритый - впервые такой.

– Том...
– поднимаюсь с кровати, босыми ногами по полу, мгновение, и я в его руках. В его сильных, родных руках. Он теплый, он живой, вроде как здоровый. Мой. Чувствую его губы на своей макушке, я готов был жизнь отдать за эту минуту. Как же я нервничал, как же я боялся за него...

Я не знаю, сколько мы с ним вот так стояли, пока он не заметил, что я голыми ногами на полу, то ругнулся, взял меня на руки и перенес на кровать. Да разве мне нужна эта кровать? Я эти дни не вылезал с кровати...