— И каким было ваше заключение?

— Самое очевидное. Другая женщина. Но я не была в этом уверена. Не совсем. И вот три года назад после его возвращения из Европы все мои сомнения развеялись.

— У вас было доказательство его неверности?

— Я получила доказательство, что совесть у него нечиста: роскошный набор нижнего белья, купленный в Дании во время поездки.

— Но подарок, дитя мое…

— До тех пор он неизменно привозил флаконы духов. А тут внезапно предложил мне этот ассортимент, тщательно подобранный, из шелка и кружев, стоящий целое состояние. Для меня это могло означать только одно. Тем более…

Я позвонил в дверь и расправил плечи, готовясь вновь противостоять полярному голоду. Джоан отлично выглядела, когда я отправлялся в свое турне Париж — Лондон — Копенгаген, но охладела по возвращении, и самое ужасное — мой экстравагантный подарок, более 780 долларов на таможне — понизил температуру еще градусов на двадцать. Не говоря прямо, она дала мне понять, что это как букет цветов, принесенный неверным мужем своей жене по возвращении из борделя. Обстановка в доме после трудового дня наводила на мысль о том, какова может быть жизнь под открытым небом Антарктиды.

Еще хуже, Офелия не вышла открыть, и я должен был в ярости шарить по карманам в поисках своих ключей.

Из квартиры не слышались шаркающие шаги Офелии, направляющейся к двери.

Ник, мой изысканный бармен, не стоял перед десертным столиком в столовой, где он обычно ждал моего прихода, чтобы приготовить питье.

Джоан тоже не было видно.

Квартира показалась мне столь же таинственно покинутой, как и «Мария-Селеста».

Джоан посреди нашей спальни, окруженная невероятным хаосом. Ящики моего комода открыты; один из них брошен на ковер и перевернут. Чемодан, в котором я тайком привез белье от Карен через Винса Кенну, раскрыт и лежит на кровати, замки взломаны, его содержимое разбросано повсюду.

Одного взгляда было достаточно, и первой моей мыслью было, что если мы разведемся, я потеряю Ника. Мой сын уйдет с ней, я потеряю все, что дорого мне в жизни, и проведу остаток дней, прячась за фонарными столбами в надежде увидеть его проходящим по улице.

— Закрой дверь, — сказала Джоан ледяным голосом.

Я понял, что Ник отослан к ее родителям, что Офелии дан на этот вечер отпуск, но машинально отправился закрыть дверь комнаты. Джоан поднесла руки к щекам.

— Боже мой, Боже мой, это ужасно! Я полагала, что смогу все снести. Но не это. Ты понимаешь, Пит? Я не знаю, что могу тебе сказать. Я не знаю, что делать.

— В каком плане?

Прежде всего, необходимо выиграть время. Импровизировать. Позволить плыть по течению до тех пор, пока я не найду способа защититься. Я не готов, у меня нет готовых ответов. Я запихнул все в чемодан, спрятал единственный ключ, а чемодан убрал на верх самого высокого платяного шкафа. Невероятно, как она могла найти его, достать, взломать и рассмотреть его содержимое.

— Джоан, можешь ты объяснить, что здесь произошло?

— Пит, послушай меня…

— Если ты хочешь, чтобы я объяснил…

— Пит, прошу тебя, послушай меня. Я знаю объяснения. Это покажется безумием, но я даже счастлива наконец понять то, что произошло между нами несколько месяцев назад. Теперь я всего лишь хочу, чтобы ты был откровенен со мной. Господи, переодевание — не преступление, а болезнь. Тебе надо только признать это. Что тебе необходима медицинская консультация. Пит, доктор Эрнст приезжал на консилиум…

— Неужели он лечит и случаи неукротимой подозрительности?

— Что-что?

— Женщин, роющихся в шкафах мужей в поисках улик против них. Ты не можешь это вынести? Господи, а я? Как ты думаешь, могу я это вынести?

— Нет, — процедила она, не разжимая зубов, — Не нужно так ставить вопрос. Не пытайся свалить на меня вину за то, что сделал ты. И еще одно. Нечто действительно отвратительное. Как ты мог рассказывать Винсу то, что происходит у нас в постели?

— Я никогда этого не делал!

— Ты говорил ему, а он пересказывал Бетси. Я спрашивала себя, что это вдруг случилось с мерзавкой. Почему она заговорила со мной о ранней менопаузе. Советовала сходить к гинекологу, способному разрешить мою проблему. Рассказывала, как раз в месяц, когда она готова освободить Винса от супружеских обязанностей, она надевает розовые наволочки, давая ему это понять. Стала вдруг столь любезна, столь добра. Такая сочувствующая. Вплоть до того, что вчера я решила спросить, что за проблему хочет она решить, что ее так ужасно волнует.

И она начала с того, что, если ты можешь доверять свои сексуальные проблемы Винсу, я должна взять в наперсницы ее. Тогда я поняла. Ты пытался оправдать свои извращения, взваливая ответственность на меня. Но перед подобными людьми! Господи, Пит! Эта чертова обывательница, эта дура с шестью недоносками наконец-то ликует, потому что может причислить меня к себе подобным. Сделать из меня фригидную неврастеничку и врага мужчин, как она сама. Как ты мог на это осмелиться, Пит?

Без особой надежды я перешел к единственно возможной защите.