Шрифт:
Жизнь - странная штука. Она скоротечна, пролетает перед глазами словно миг, и сейчас, сидя у себя в кабинете, мне кажется, что если я сейчас закрою глаза и открою вновь, то окажется, будто все это было сном, а я до сих пор живу в маленьком коттеджном поселке, и разбудил меня громкий крик матери о том, что мы с Зерефом опоздаем в школу.
Люси - важный человек в этой истории. Самый важный. Именно она поддерживала меня во время обучения в академии, именно она вселяла в меня уверенность тогда, когда я готов был все бросить. Именно она своими теплыми объятьями и уверенным шепотом заставляла меня вставать и преодолевать все вставшие передо мной препятствия. И именно Люси в один прекрасный день крепко обхватила меня за руку и привезла в Портленд.
На тот момент я не видел родителей десять лет, и ровно пять лет как я перестал писать им письма, и только таящийся в моей душе стыд за свой побег, за ошибки, которые я совершил, за то, что причинил им столько боли, сдерживал меня все эти годы от того, чтобы приехать в город моего детства, войти в знакомую калитку и постучать в родную дверь. Как оказалось, мне не хватало мужества Люси, решительного, непоколебимого, чтобы, наконец, неуверенный стук раздался в доме с кустами гардений, в которых когда-то, еще будучи ребенком, я прятался от отца.
Люси была тем человеком, который помог мне переступить через все мои страхи. Через страх поражения, осуждения и, самый главный страх, – потери своей семьи навсегда. Я помню слезы мамы на моей рубашке. Я помню молчаливое рукопожатие отца. Я помню, как через неделю в мою маленькую нью-йоркскую квартиру ворвался Зереф, который вместо приветствия одарил меня синяком под правым глазом, а потом – объятьями до хруста костей. Я помню, как не мог остановить слезы в теплых руках матери, отца, а затем и Зерефа. Казалось, будто все это время я копил в груди день за днем вину перед ними, и только встретив их вновь, смог от нее освободиться. Все не было так легко. Я заслуживал прощения каждую секунду, я вновь завоевывал их доверие и делал все, чтобы они мною гордились.
В 1985 году я окончил полицейскую академию и в этом же году поступил на службу в нью-йоркский департамент на должность рядового сержанта. В том же году мы с Люси начали жить вместе. А через два года Люси Хартфилия стала Люси Драгнил.
Мир менялся. Менялась эпоха, менялись президенты, музыка и кинематограф, менялись и мы. Ничего не бывает идеальным, в том числе и человеческие отношения.
В нашей с Люси истории были и взлеты, и падения. Были скандалы и беспричинные обиды, были моменты, когда в моей голове появлялись мысли: «А стоит ли оно того?», но всегда я давал себе один и тот же неизменный ответ. Стоит!
И я боролся. Мы боролись. Мы находили компромиссы, мы уступали и делали все, чтобы другой был счастлив. Мы любили друг друга настолько сильно, настолько всепоглощающе, что даже вскользь промелькнувшая мысль о том, что мы могли быть не вместе, причиняла боль.
Но окончательное осознание того, что, не смотря ни на что, я никогда не отпущу от себя эту женщину, наступило в мои сорок три года, и мне придется перескочить немного вперед, чтобы попытаться объяснить вам это. Мысли в моей голове скачут настолько быстро и сумбурно, настолько непредсказуемо…
Но те события будут навсегда стоять у меня перед глазами так, будто это произошло вчера.
В сорок три я уже дослужился до детектива-оперативника, и в моем послужном списке были сотни посаженных за решетку преступников. В сорок три мы с Люси жили на Манхэттене, рядом с моим департаментом, и у нас было двое замечательных детей. Люси писала романы и была признанным автором бестселлеров. На самом деле, в то время мы были счастливы. Крепкий, спокойный мир был установлен. Мы планировали отпуск, выбирали новые шторы в гостиную и спорили, кто должен был заехать после работы за кормом для Хэппи. Мы мыли посуду по вечерам и устраивали пятничные семейные ужины, мы смотрели по субботам мультики и рассказывали Лиззи написанные Люси специально для дочери сказки о прекрасной принцессе и смертоносном драконе. Мы любили своих детей, любили друг друга и верили в свое "долго и счастливо".
В тот день я и Люси должны были пойти в торговый центр за новыми чемоданами, солнцезащитными очками и хорошим путеводителем. Через неделю нас ждало первое путешествие по городам Европы, и Люси была по-настоящему возбуждена. Она смеялась, говоря об отпуске, говорила о том, что обязательно найдет вдохновение для нового романа, и не переставала перечислять длинный список достопримечательностей, которые мы должны были посетить.
Но как раз перед самым нашим выходом, мне поступил вызов. На одной из улиц был найден труп тридцатилетней женщины, и, не смотря на заслуженный выходной, мне пришлось ехать. Люси тогда только поцеловала меня в губы, прошептав: «Спасай мир, мой герой».
Я помню тот душный сентябрьский день. Я помню плотный поток людей, присущий Нью-Йорку. Я помню яркие рекламные вывески, помню Хибики и Локи, которые были на месте преступления и делали свою работу. Я помню, как думал, что хотел бы оказаться в этот момент в прохладе торгового центра вместе с женой, выбирать чемоданы и спорить по всяким мелочам.
И я помню его.
Взрыв.
<