Два солнца
вернуться

Фирсов Владимир Иванович
Шрифт:

1963

ПОДСНЕЖНИКИ

Привянули. Завяли. Отцвели... И все ж от вас мне никуда не деться, Подснежники — Цветы моей земли, Неяркие огни босого детства, Я вас ищу, Но не могу найти. Склоняюсь над высокою травою. Напрасно шмель гудит над головою — Он к вам не в силах указать пути... Но знаю я: В родном краю, как прежде, Где бьет родник, песчинки шевеля, Еще стоит мой маленький подснежник, Пригнувшийся под тяжестью шмеля.

1963

ТИХАЯ ОСЕНЬ

Неслышно Лист слетает с деревца. Молчат леса, Молчат поля... И в этой тишине Не верится, Что ты вращаешься, Земля, Что ты летишь — В цветах и в инее, В снегах и в разноцветье трав, Не расплескав озера синие, Кору берез не ободрав И не спугнув шмеля, Уснувшего На тусклой шапочке цветка... Брожу по лесу. Молча слушаю Постукиванье родника. В лесу прохладно и невесело И по-осеннему светло. И с веток паутина свесилась — Ей от росинок тяжело. Неслышное листвы кружение. И от земли родной вдали, Поправ законы притяжения, Надолго скрылись Журавли. Но птицы Снова возвращаются. И вновь шумят леса, поля. Все потому, Что ты вращаешься И нам сочувствуешь, Земля!

1963

СНЕЖНОЕ РАЗДУМЬЕ

Снег идет, Кружится над лугами. Шапками ложится на стога. И медведи Шевелят боками, То-то им погода дорога! Хорошо в заснеженных берлогах... Снег идет. И, видно, потому Зайцы выбегают на дорогу. Ах, как стосковались по нему! Снег идет. И белые деревья Помнят все, чем жил и чем живу. Снег идет. Кружится над деревней, Падая на мерзлую листву. Снег идет. Такой смешной и милый... Искорками звездочек горит. Вот он над отцовскою могилой, Над могилой матери Пестрит. Снег идет. Спокойно, не тревожа Вечный сон ушедших на покой... Снег идет. И мир как будто ожил. Тот же мир, А кажется — другой. Снег идет По городам, по крышам... Удивленно на него гляжу, Словно в первый раз на свете Вижу, В первый раз Восторженно дышу. Снег идет, Такой смешной и милый... Это не беда, Что он идет Над моею будущей могилой, Где береза белая растет.

1963

* * *

Тишина над тихим Доном. Тишина... Только слышно, как в затонах Плещется луна. Только на берег сыпучий Набежит волна. И опять стоит на круче — Тишина... Над великою рекою Я, склоняясь, пью, Тихо черпаю рукою Лунную струю. И вода в моих ладонях Призрачно легка, Как росиночка, Что тонет В чашечке цветка... Пахнет ночь Арбузом спелым, Молодым вином, Пахнет Песнею неспетой, Непришедшим сном.

1963

УДИВЛЕНИЕ

Мне нравилось размашистое пенье Погибшего от песен соловья... Он жил в каком-то диком удивленье, Нисколько удивленья не тая. В озвученной И бесконечной шири, Закрыв глаза, Сидел среди ветвей. Всему тому, Что дважды два — четыре, Душевно удивлялся соловей. Все удивляло: Озеро черемух, И воздух, что от ландыша хмельной, И первый взрыв полуденного грома, Прошедшего над лесом, стороной. Все удивляло: И гнездо на ветке, Где дом его, отечество, семья, — Все это Вместе с соловьихой верной На песню подбивало соловья... Со дна ручьев Восходит вдохновенье. Рождающее реки и моря. Так песня началась — От удивленья, От неба, где затеплилась заря, От тишины, От задремавшей рощи, От ветерка, что по ветвям сновал ... Был соловей типичный «лакировщик», Поскольку он восторга не скрывал, Поскольку он не каркал, как ворона, Молчал всю зиму в дальней стороне. Дыхание ручьев И говор грома Он сохранил для песен о весне. И пел певец! И все казалось — мало. Он голоса и песен не жалел. Все соловья в природе понимало, Все соловья на песню поднимало, И он от удивления Шалел! Но, видно, от избытка вдохновенья Не выдержало сердце у певца. И смерть к нему пришла, Как удивленье, Забыв о том, что жизни нет конца.

1964

* * *

Я не из тьмы явился. Нет! Я вечен, как теченье Волги. Я шел к земле, Как звездный свет, — Стремительно и долго-долго. Я был всегда. И в те года, Когда достиг земной основы, Я часто уходил туда, Откуда возвращался снова. Я никогда не умирал. Жил, настоящее приемля, И долго землю выбирал, Пока не выбрал Эту землю. Я за нее в огне горел, Чтоб выйти к мирному рассвету. Я с ней прошел От первых стрел До первой — в космосе — ракеты. Она моя — пока живу. И вся со мной — пока я с нею. И глаз отцовских синеву — Пока живу — Забыть не смею. Пока живу — Мне не забыть, Кому я, собственно, обязан Тем, Что могу дышать, любить На той земле, С которой связан И глаз отцовской синевой, И прямотой отцовской правды, И кровью битвы За Непрядвой, И кровью битвы Под Москвой. И суждено мне до конца Все вынести с тобой, Россия! Во имя Памяти отца, Что прожил жизнь Во имя сына.

1964

НА РОДИНЕ

Мы и люди, и боги, Стерегущие эти края. Не дымком самокруток, А дымом эпохи Закурила деревня моя. Было грустно когда-то. Не приходится нынче грустить, Седовласый профессор, Расщепляющий атом, Приезжает к родне погостить. И, тряхнув стариною, Допьяна напоив полсела, Сядет весело в сани И снежной летит целиною Молодецки: — Была не была!.. А потом за ответным Угощением Вечер пройдет. Щуря очи хитро От неяркого света, Старина разговор заведет. Как, мол, дети? Как внуки? Ровесников спросит. И вдруг: — Жаль, что вас, мужики, Не хватает в науке! — Скажет доктор наук. А народ посмеется. Наполнит стаканы народ. И заметит профессор, Что весело пьется, И украдкой о чем-то вздохнет. И умолкнет. Ни слова. Лишь будет очки протирать. После молвит: — Придется ли свидеться, Выпьем ли снова? — Будто время, пора умирать. Загрустит Не о смерти. Скорее — наоборот. — Да, не сладко в науке бывает, Поверьте. Но и ваша работа — не мед. — И, пожав на прощанье каждому руку, Скажет голосом, полным тоски: — Сыновей, мужики, присылайте... В науку. Мы без них пропадем, мужики!

1964

ЗВЕЗДА ПОЛЕЙ

Пусть от Москвы До отчего порога Немало звезд, немало лунных верст! Горит звезда, Каких на свете много, Но мне она милее всяких звезд. Она одна — звезда над лунной рожью В туманами просвеченной дали, Звезда полей! Она неосторожно Бредет себе по краешку земли. Бредет себе, Касается колосьев, Дрожит В кустах прибрежных ивняка, — Над ней проходят молодые лоси, Над ней скрипят тележные колеса, — Моя звезда, она невысока! И все-таки она — моя! До боли, Моя, родная — до скончанья дней — Звезда полей над материнским полем, Над тихою Смоленщиной моей... И в час, Когда мне горько и обидно, Когда иные звезды надо мной, Когда моей звезды В Москве не видно, — Я все же доверяюсь ей одной. И пусть она далекая такая, Пусть не у всех сияет на виду, Я к ней иду, в потемках спотыкаясь, И ей одной Несу свою беду.