Заметив, как поменялись руны, Шира не удержалась и нервно взглянула на витиферов. Оба не двигались, только черное стекло поблескивало из-под капюшонов – визоры или аугметика, решила Кальпурния. Затем она поняла, что сжимает рукоятку пистолета, которым наконец-то вооружилась вновь.

...крики, заполняющие металлические коридоры, по которым летит линза, созданная из двух разумов; она прошивает пространство (железные стены ей не преграда – лишь паутинка, тень, смехотворная абстракция), прошивает время, а яркий след боли освещает им путь и поет, взывая к их уму, зрению, голосу, ведет их к цели, ведет их дальше...

– Мы нашли его, – произнес Шевенн тонким голосом, в котором звучало эхо из глубин души астропата. – Мы нашли след мертвеца, и – крик Орла! – здесь сохранилась боль, отпечаток души, сожженной дотла. Что могло сотворить такое?

– Определите и скажите мне, мастер-дозорный, – ответила Шира. – Мне нужно это знать.

...ведет их дальше, к рубцу, оставленному прошедшей здесь болью, мыслям, до сих пор парящим в воздухе. Ободранные воспоминания и завывающее чувство вины извиваются вокруг друг друга подобно броуновскому танцу частиц, отпечатки шагов сияют вишнево-алым жаром гнева, печали и...

– Стоп, – слово разом вырвалось из глоток обоих астропатов, и в каждом голосе звучали оттенки другого. Кресло Шевенна сдвинулось на миллиметр вперед.

...и парят, отделенные друг от друга. Путь движется дальше, сосредотачивается, сужается, но ненависть неизменно и твердо остается впереди. Ненависть, ярость, печаль струятся по петле Мёбиуса, перетекают сами в себя по кругу, сужающемуся, как зрачок на свету. Он сужается не внутрь, но наружу, на силуэте, что подрагивает, словно мираж – на худом человеке, который насмешливо размахивает куском ткани цвета хаки. Фигура не имеет веса, не оставляет никаких следов: это призрак, фантом, и он врывается в поле зрения линзы, будто отражение, не исчезающее с поверхности пруда, как бы сильно не баламутили воду...

– Рыбикер гонялся за призраками, – чисто и уверенно произнес Шевенн, голосом, свободным от обволакивающих псайк-теней. – Нечто внедрило в него этот образ. Он... его... поймали сетью и потащили.

– Не понимаю, – отозвалась Кальпурния.

– Использовался некий образ, чтобы направить его мысли к цели, – пояснил Ангази, неотрывно глядя на поблескивающую стеклянную конструкцию позади Аншука. – Одно легкое касание, но разум Рыбикера был пойман, как в паутину.

– Можете найти источник по этому следу?

– Мы видим оставшийся здесь образ-наживку, – сказал Аншук голосом Шевенна. – Мы видим путь, которым следовал безумец. Мы... позади дрожит... тень... человек... в красном и... сером... зубчатая стена рушится со смертью звезды... его камзол...

– Красно-серый камзол? У Бастиона другие цвета. Это геральдика стражей одного из внутрисистемных доков. Что зубчатая стена?

– Падает звезда, – беззвучно шевельнул губами Шевенн, и его слова мгновением позже возникли в голове Ширы, произнесенные голосом Аншука. – Падает!

– Звезда пад... Бескалион! Да, точно, их символ – зубчатая стена крепости, расколотая кометой, – моргнув, Кальпурния сосредоточилась. – Почему Рыбикер видел именно это?

– Не настоящее, – продолжал Шевенн. – Былое, но не настоящее. Пойман в паутину, звезда падает вниз, пойман и обвит сетями...

– «Былое, но не настоящее», – повторил Ангази. – Значит, из прошлого, но, поскольку не оставило вещественного отпечатка в реальном мире, то чье-то воспоминание.

Ответом обоих псайкеров стало легкое покачивание головами, низкий несвязный звук отрицания и резкий холод на коже остальных. Они не произнесли «нет», но в этом и не было нужды.

– «Не имеет веса, не...» – успокоитель сосредоточился на мгновение. – Арбитр, образ, который мне представляется, настолько же слаб, как эмбрион в лоне. За каким бы призраком ни гнался Рыбикер, он не был твердо внедрен в разум уборщика. Извлечен оттуда, да, но не более того – всего лишь фантом.

– Что ещё? – спросила Шира. Она обращалась к Ангази, но ответил Шевенн.

– Больше ничего. Не здесь. Слишком скользко, не ухватить. Слишком глубоко.

Успокоитель уже держал в руках склянку и тянулся к капельнице, извилистая трубка которой уходила в череп мастера-дозорного.

– Я начинаю пробуждать астропатов, мэм. Какое-то время их нельзя будет перемещать. У них сильная ответная реакция на воспринятые эмоции, и жизненные показатели обоих...