Смотрит Владимир Ильич на забавных красивых птиц. Вот с розовой грудкой сидит снегирь. Вот еще один с розовой. А вот прилетел и третий — с красной грудкой. Сразу видать — озорник и проказник: на головке сбились перышки в хохолок. Приметил его Владимир Ильич.

Привыкли птицы к приходам Ленина. Знают: то хлебных крошек принесет для них Владимир Ильич, а то и самое вкусное — горсть конопляного семени.

Утро. Едва рассветет — тут как тут уже снегири. Ждут, когда же появится Ленин.

Непоседы вообще снегири. Эти, однако, прижились.

Любуется Ленин на птичку с красной грудкой. Уж больно потешный снегирь. Сядет на ветку, грудку расправит, головку подымет: смотри, мол, Владимир Ильич. Правда, я самый красивый?

— Правда, — ответит Ленин.

Резвится снегирь: прыг-скок, прыг-скок, с ветки на ветку, с березки на елку, с елки на куст. То вспорхнет, то снова присядет. Пронесется у Ленина над головой, бухнется в снег и снова спешит на ветку. Скосит головку, на Ленина с ветки смотрит: «Вот я какой! Правда, я самый проворный?»

Но однажды, гуляя по парку, Владимир Ильич не застал на месте веселого снегиря. Походил Ильич по другим дорожкам, вернулся — снова нет снегиря.

Забеспокоился Ленин:

— Что же случилось?

А дело в том, что попался снегирь в силок. Поймал его мальчишка. Егорка Исаев. Поймал, посадил в клетку. Томится снегирь в неволе.

Не обнаружил нигде Владимир Ильич снегиря, зато повстречал Егорку. Мальчик снова пришел сюда в парк и снова силки расставил.

Глянул Владимир Ильич на Егорку, на огромный отцовский треух, на огромные дедовы валенки.

— Ты не видел здесь снегиря с красной грудкой?

«Видел», — хотел было сказать Егорка. Но тут же подумал: а что, если Ленин спросит: «Так где же снегирь?»

— Нет не видел, — сказал Егорка.

— Неужели замерз снегирь? — тревожится Ленин.

«Да он же сидит в тепле», — хотел было сказать Егорка. Но тут же осекся.

Потупил глаза мальчишка. Ясно Егорке: очень расстроен Ленин.

— Замерз, замерз, — сокрушается Ленин. — Или кошка его схватила.

Не сдержался Егорка.

— Нет, — замахал головой. — Нет. Он живой. Он прилетит.

— Прилетит?!

— Прилетит, прилетит! — закричал Егорка.

Пришел Владимир Ильич на следующий день к березке. Смотрит — прав оказался Егорка: сидит на кустах снегирь. А под березкой стоит Егорка.

Посмотрел Владимир Ильич на снегиря, посмотрел на мальчишку, широко улыбнулся.

— Здравствуй, — сказал Егорке.

— Здравствуй, — сказал снегирю. — Где же ты пропадал?

Раскрыл снегирь свой короткий клюв, на Егорку с березки глянул.

Похолодело в душе у Егорки. Выдаст его снегирь, вот возьмет и все Владимиру Ильичу расскажет.

Однако снегирь смолчал. Не такой уж плохой Егорка мальчик. Зачем же зря выдавать Егорку?

Матвей Торопыгин впервые попал в Москву. Парень он был молодой, проворный. Походил по Охотному ряду, по Тверской, по Неглинной, а потом решил, что можно теперь и в Кремль.

В Кремле в то время была парикмахерская. Правда, маленькая. Заметил ее Торопыгин. И вот захотелось Матвею в Кремле побриться. Память, решил, какая!

Вошел он, уселся на стул. Парикмахер был занят, пришлось дожидаться. Прошло минут пять. Вдруг скрипнула дверь. Поднял Матвей глаза: на пороге — товарищ Ленин.

Подскочил Торопыгин. Застыл, как столб, руки к бедрам прижал по-солдатски.

— Здравствуйте. Что же вы встали? Садитесь, — сказал Владимир Ильич.

Не решается Торопыгин.

— Садитесь, товарищ, — улыбнулся Владимир Ильич.

Наконец опустился Матвей на стул, правда, робко, на самый краешек. И Ленин сел на рядом стоящий стул, глянул на парня:

— Вы из деревни?

— Да, — ответил, краснея, Матвей.

— Разрешите узнать, откуда?

— Вяземский.

— А поточнее?

— Деревня наша Анисовка.

— Так, так, — произнес Владимир Ильич. — Как же у вас в Анисовке? Не обижает вас новая власть? Как в этом году озимые? Есть ли школа у вас на селе? Приходят ли к вам газеты? Слушаю вас. Прошу поподробнее.

Соображает Матвей, с чего же начать, как лучше ему ответить. «Не обижает», — сказал про Советскую власть. «Уродятся», — заявил про озимые. «Школы пока еще нет, но на тот год непременно будет».