Положение беглецов становилось критическим. Солдаты, почувствовав слабость Блезуа и Мартины, подбирались к их окну. Бутурлин погиб. Марине-Хромуше перебило пулей правую руку — теперь она могла только перезаряжать пистолет Федора. Максимильена, заняв свое место, принялась с ожесточением стрелять во врагов. Однако упавших быстро сменяли другие солдаты, и нападавшие приблизились к избе. Флорис с Адрианом стреляли без промаха. Один из новгородцев, подползший к их окну, вдруг встал во весь рост перед двумя братьями.

Адриан успел только увидеть, как дымящееся дуло пистолета почти уперлось в грудь Флориса. Он выстрелил в упор, спасая брата, а Флорис ответил ему взглядом, полным гордости и благодарности. Вместе они чувствовали себя непобедимыми.

Толстяк-капитан, взбешенный тем, что горстка беглецов уложила большую часть его людей, приказал подкатить к дверям телегу с соломой и поджечь ее. Ромодановский сразу же понял опасность.

— Они хотят выкурить нас из избы. Берите покрывала, надо сбить огонь.

Телега — со вспыхнувшей соломой оказалась ближе всего к окну, где стояли Флорис с Адрианом. Князь крикнул им:

— Отходите, перебирайтесь к другому окну! Блезуа, Мартина, Элиза, попытайтесь потушить пламя.

Ромодановский отдавал распоряжения уверенным тоном, но когда Максимильена встретилась с ним взглядом, то сердце ее мучительно заныло. Они обречены — Максимильена поняла это. Все продолжали отстреливаться, но огонь распространялся быстро — просмоленные бревна избы горели прекрасно. Элизе пламя обожгло лицо. Блезуа с Мартиной раздобыли где-то несколько ведер воды, однако это лишь ненадолго отсрочило роковое мгновение, когда в избе уже нельзя будет оставаться. Ромодановский, стиснув зубы, решил защищаться до последнего. Его терзала клятва, которую он вынужден был дать Максимильене. Внезапно на беглецов стали сыпаться горящие угли — это означало, что загорелась крыша. Вскоре вся комната заполнилась дымом, все закашлялись, задыхаясь.

Максимильена по-прежнему стояла у своего окна, но уже вместе с Флорисом и Адрианом, которые перебрались к матери. Она крикнула:

— Мы погибли! Ромодановский, не забудьте о своем обещании!

Нападавшие подходили все ближе к полыхавшей избе. Предатель Арашев, извиваясь на полу, вопил во все горло:

— Не оставляйте меня здесь! Я сгорю заживо! Спасите!

Ромо обернулся и сказал:

— Что б ты сдох в пламени, подлый изменник! И знай, это лишь преддверие ада, который ожидает тебя!

Толстый капитан орал своим новгородцам:

— Вытащите их оттуда, я хочу взять их живыми!

В избе царило смятение. Женщины закрыли юбками голову, чтобы защититься от невыносимого жара. Князь мрачно зарядил свои пистолеты и направился к Максимильене. Флорис и Адриан смотрели на него, ничего не понимая. Князь, рыдая, произнес:

— Простите… простите… Я не смог вас уберечь!

Федор, взревев от бессильной ярости, ринулся из избы. Солдаты попятились в ужасе при виде одноглазого богатыря, чья сабля со свистом рассекала воздух. Максимильена прижала к себе сыновей, шепнув им:

— Сейчас мы умрем. Молитесь, дети.

Она встала на колени и опустила голову, готовясь принять смерть. Ромо, зарыдав еще громче, поднял руку с пистолетом. Он уже собирался нажать на курок, как вдруг снаружи раздался устрашающий военный клич.

Апокалипсический грохот копыт заглушил треск горящих бревен. Пронзительно зазвенели трубы — то был хорошо знакомый беглецам сигнал к атаке. Ромодановский, опустив руку, с криком бросился за дверь. За ним бежала Марина-Хромуша, узнавшая ужасный клич. Максимильена же словно оцепенела. Адриан с Флорисом, видя, что балки вот-вот рухнут, повлекли мать за собой. Грегуар тащил Элизу, а Блезуа нес на руках Мартину, почти задохнувшуюся в дыму. Они устремились к выходу, даже не зная, какая новая опасность их ждет. Предателю Арашеву также удалось выползти наружу. Едва он выбрался из избы, как стены обрушились с адским грохотом.

Вокруг уже кипело сражение. Нападавшие сами теперь оказались в окружении. Солдаты новгородского капитана пытались бежать. Федор, нацепив шапку на острие сабли, ответил всадникам их боевым кличем. А те, размахивая арканами, преследовали солдат императрицы. Толстый капитан, с трудом вскарабкавшись в седло, ускакал. Ромо, смеясь, схватил Флориса и подбросил его в воздух.

— Казаки! — закричал он. — Мы спасены благодаря тебе!

Флорис чувствовал запах пороха и победы. Адриан вопил, обнимая Максимильену:

— Мы спасены, мамушка! Спасены! Ты слышишь? Казаки, казаки!

А Максимильена думала: «Они все сошли с ума».

Она ничего не понимала в происходящем. Вдруг перед ней возник какой-то человек и с низким поклоном произнес:

— Приветствую тебя, Летняя Улыбка.

Ли Кан Юн — а это был именно он — спокойно стоял перед Максимильеной, как будто ненадолго отлучился. Флорис и Адриан бросились ему на шею. Федор и все прочие окружили его с восторженными кликами, которые он принимал со скромной улыбкой. Появился отряд всадников. Поле сражения уже очистилось от врагов. Гетман Саратов с достоинством спешился и, не обращая ни на кого внимания, подошел прямо к Флорису.