Шрифт:
Фик также говорит своим людям, что батальон возобновляет движение на север. “Мы следуем вдоль канала Эль-Гарраф, цель перемещения – вступить в соприкосновение с врагом”. Он снова улыбается с мрачным удовольствием. Это значит, что батальон будет перемещаться по открытой местности в направлении предполагаемых засад, пытаясь таким образом “выкурить” врага. Первый разведбатальон возьмет на себя западную сторону канала и будет двигаться впереди группы RCT 1, которая будет ехать по противоположному берегу. Пункт назначения первого разведбатальона – это Эль-Хай, город с населением около сорока тысяч человек. Это штаб-квартира партии Баас и место расположения крупного подразделения Республиканской гвардии.
Около восьми утра я отправляюсь в путь вместе с группой Колберта – снова в одном Хамви с Тромбли с пулеметом SAW слева, капралом Уолтом Хессером у гранатомета Mark-19 в башне, Персоном за рулем и Колбертом, который командует с переднего пассажирского сиденья. Батальон передвигается единой колонной в конвое по извилистой дороге, которая пролегает через маленькие, обнесенные стенами деревни, травянистые поля, пальмовые рощи и иссушенные болотистые равнины, изрезанные траншеями – отличным укрытием для вражеских стрелков. Через двадцать минут после того, как мы пересекаем канал и сворачиваем на узкую грязную тропу, по морпехам начинают время от времени хаотично стрелять из стрелкового оружия, пулеметов и минометов, но никто не может разглядеть никаких позиций врага. Несмотря на этот периодический огонь, пастухи, женщины и дети высыпают из домов, приветственно взмахивая руками и улыбаясь.
К середине утра морпехи останавливают несущийся через поле грузовик. В грузовике – около двадцати иракцев, которые одеты в гражданскую одежду, но при этом вооружены. Они утверждают, что они – фермерские работники и носят с собой оружие только потому, что боятся бандитов. Во время преследования некоторые из них выбрасывали из грузовика мешки. Когда морпехи подбирают эти мешки, они обнаруживают военные документы и форму Республиканской гвардии, все еще пропитанную потом. Они берут иракцев в плен, надевая на них пластиковые наручники на застежке-молнии и сажая в один из транспортных грузовиков батальона.
Все еще подвергаясь эпизодическому обстрелу из стрелкового оружия и минометов и безуспешно пытаясь выявить хоть одного стрелка, морпехи выбираются из машин и прочесывают деревни, передвигаясь от дома к дому. Колберт проводит своих людей через обнесенную стеной группу из семи домов, в то время как Эспера удерживает под стражей местных жителей. Мужчин заставляют лечь животом на землю, сцепив на затылке руки, а примерно двадцать женщин и детей гонят к дороге. Мины начинают разрываться в опасной близости. Когда снаряды падают не далее чем в пятидесяти метрах, взрывы вызывают временный всплеск атмосферного давления, от которого дыбятся волосы на теле, как будто вас поразило небольшим ударом электротока. Старуха в черном начинает кричать и трясти кулаками в сторону морпехов, которые удерживают ее под стражей. “Как это напоминает мне дни, когда я отбирал автомобили, – говорит Эспера. – Женщины всегда самые агрессивные. И не важно, кто это – черная сучка из южно-центрального района или белая богатая сучка из Беверли Хиллз. Они всегда бросаются на тебя с криками”.
После шести часов поисков ускользающего врага, бойцы из Хамви Колберта обессилены, а их нервы на пределе. Треп, сквернословие и подтрунивание друг над другом прекратились. Даже Персон, который начал это утро с бесконечного повторения припева антивоенной песни кантри Джо Макдональда “Раз-два-три, за что мы воюем?” – теперь безучастно уставился в окно. Тишину нарушает необычный новый звук, повторяющийся пронзительный свист. Красно-оранжевые трассеры проносятся в воздухе и врезаются в грязную насыпь спереди и сзади Хамви.
“Персон, вон из машины”, - приказывает Колберт.
Все до единого выскакивают из машины и прячутся за насыпью. Морпехи из сорока других машин следуют их примеру. “Черт возьми, да это же ЗУ!” – говорит Колберт, имея в виду мощную счетверенную русскую зенитную установку. Определить, где она находится, невозможно. Эти бойцы, которые, как правило, высмеивают все другие виды орудийного огня, сейчас зарываются лицом вниз в ближайший подходящий клочок матери-земли –
все, кроме Тромбли, который выпрыгивает из машины с биноклем и словно суслик взметается вверх на насыпь, осматривая горизонт. Он садится высоко, возбужденно оглядываясь вокруг, жадно впитывая этот ошеломляющий новый опыт.
“Как это круто, – низким голосом говорит он, когда раздается еще один свистящий залп из ЗУ и снаряды пролетают мимо. – Мне кажется, я вижу ее, сержант”.
Колберт и Персон теперь возвышаются над насыпью – несколько осторожнее, чем Тромбли. Они смотрят в ту сторону, куда он с самого начала указывал, и замечают огневую позицию врага на расстоянии километра. Колберт приказывает Хессеру открыть огонь из гранатомета Mark-19 и, в то время как ЗУ продолжает стрелять, группа методично направляет свой огонь в ее сторону. Подключаются вертолеты огневой поддержки Кобра и попадают в стоящий поблизости пикап с людьми внутри, которые, очевидно, загораются. Огонь из ЗУ прекращается.
Позже я спрашиваю Тромбли, почему он вел себя так бесстрашно и был так удивительно спокоен, когда сидел сверху на насыпи и искал место расположения орудия, которое навело такой ужас на всех остальных морпехов в батальоне. “Я знаю, что это прозвучит странно, – говорит Тромбли, – но в глубине души мне было бы интересно узнать, что я почувствую, когда меня ранят. Не то чтобы я хотел, чтобы меня подстрелили, но, честно говоря, я нервничаю гораздо больше, когда смотрю дома какую-нибудь телевизионную игру, чем здесь, делая это”.