– Меняй ориентацию, если не устраивает! – Ого! Пепси заставил меня совсем проснуться!

– Сами меняйте! – Хот-Дог потерялся в обилии мыслей и заснул.

Наташа нас нашла и разбудила. И очень даже вовремя – ужин. Наши животы сгорели, но было пока не больно. Ночью ожог должен был себя проявить, а пока наступил вечер, и мы пошли на ужин в ресторан, где были накрыты столы для отдыхающих.

– Ол инклюзив, прикольно. – Хот-Дог ходил с тарелкой от одного стола к другому. Он не мог не остановиться и не положить чего-нибудь из блюда с едой. У него получился забавный фьюжн – в салат из огурцов с йогуртом он наложил арахисовой халвы и тушеных баклажан.

– Поешь, еще раз придешь и положишь заново! – подсказала Наташа, но Хот-Дог проигнорировал и продолжал экспериментировать. Народу было пресс, и мы выбрали столик на балконе. К нам подошел официант и предложил напитки. Все выбрали пиво. Разливное турецкое пиво, море еды и само по себе море, – вот бы вообще попасть на такое проживание, где уже все включено. Там, на небе, наверное, есть и такое распределение, – кому-то надо каждый раз думать, где заработать, где поесть, а кто-то загорает и приходит за общий стол, где уже все продумано, что будешь есть и пить, хотя неизвестно, что интереснее…

– Болит?

– Пока нет… кефир надо раздобыть… – Пепси стал трогать живот.

– Тьфу, блин, что это сладкое я наложил себе?!

– Где? – Наташа поковырялась вилкой в тарелке Хот-Дога. – У тебя уже мешанина такая, че ты ешь-то?!

– Еду!

– Надо все ложить в разные тарелки, там же и сладости тоже! Это шведский стол! Соленое, сладкое, там все вместе, а ты выбирай! Зачем все брать?!

Я ел макароны, свежие помидоры и курицу. Я всегда ем то, что знаю, в чем уверен.

– Не надо покупаться на такое разнообразие, нужно акклиматизироваться, а потом разгуляемся!

– Потом может и не быть! Куда это все вывалить?

– Оставь, оставь все здесь, сейчас подойдут и уберут, сходи, положи чего-нибудь одного и поешь! – раздраженная Наташа ела сыр и тушеные овощи.

– Нет, прикольно, столько всего! Вообще прикольно.

Хот-Дог метнулся за едой. К нам опять подошел официант. Наташа попросила убрать тарелку Хот-Дога и заказала всем еще по пиву.

– А ю рашенз? – официант улыбнулся Наташе.

– Ноу! Уи а фром Литвениа!

– Оу!.. – официант опять улыбнулся и ушел.

– Не будем говорить, что мы русские… я сказала из Литвы.

– Почему из Литвы?

– Во-первых, там тоже могут говорить по-русски, он же явно спросил, потому что услышал нас, а потом он все равно не знает, что это за страна… к русским тут, может, такой же подход, как в футболе…

– Какое его дело, откуда мы?! Урод! Носи пиво, убирай тарелки… – Пепси выронил кусок чего-то на скатерть. – Урод!

– Не надо ссориться с официантами, еще нахаркает нам в пиво…

– Лучше вообще быть потише, мы должны быть незаметными!

Со стороны столов с едой раздался страшный грохот. Хот-Дог не удержался… Мы подскочили и побежали к нему. Он лежал на кафельном полу, вымаранный в еде, рядом стояла пластмассовая табличка – видимо, предупреждение, что очень скользко. На табличке было написано «Caution» и нарисован человечек, валяющийся на полу, очень похожий на Хот-Дога. Вообще никто из отдыхающих здесь не ходил, наверное потому, что понимали смысл этой таблички. Все подходили к столам с едой по деревянному полу. Идти к еде по нему было дольше, но безопаснее. Хот-Дог выл на весь ресторан, даже те, кто продолжал есть и не побежал смотреть, – ели теперь без аппетита. Хот-Дог был в ударе – его матерные неологизмы звучали на всю прибрежную зону.

– Вот мудак! – Наташа покачала головой и вернулась за стол. Я и Пепси остались с Хот-Догом. Подошел врач отеля, посмотрел ногу Хот-Дога. Он попробовал поговорить с Хот-Догом сначала по-турецки, потом на английском, потом на немецком, а потом попросил официантов отнести Хот-Дога к себе в кабинет. Мы проводили Хот-Дога… проводили взглядом и пошли доедать ужин.

– Так… – У Наташи заблестели глаза. – Сидите, я прорулюсь пойду… – Наверное, ее презрение к Хот-Догу прошло, и она запереживала… А, может, она теперь из жалости вообще по-другому посмотрит на него. Женщинам это нужно – жалеть, иначе они не любят. Жалость унижает. Это знают женщины, которые любят, и те, кого они любят из жалости, тоже это знают. Без унижения, выходит, никакой любви не получается.

– Наконец-то…

– Что наконец-то? – Пепси открыл баночку с пепси.

– Ну все теперь, они помирятся… о, а где тут баночки?

– У бочонков с вином!

– Тут еще и вино есть?

– Да, но оно прокислое!

Я огляделся.

– А все пьют!

– Так бесплатно! Я когда на курсы сомелье ходил, нас учили определять, надо сначала язык вином обдать, если щиплет, значит стухло!

– На каких курсах ты был?

– Со-ме-лье!

– Когда?

– Ну, ты в армии тогда был…