Ушкуйник отпер доселе закрытую калитку, вышел в переулок, подошел к воротам соседнего дома и стал громко стучать в них ногой.

– Отпирайте подобру-поздорову!

Михаил подозвал Прохора.

– Давай, подними меня и стой.

Михаил взобрался на плечи Прохора, тот медленно стал подниматься.

Лучник натянул тетиву и напряженно смотрел на ворота, ожидая отсюда начала штурма. Михаил занес руку с ножом. Бросок!

В последний миг лучник уловил боковым зрением движение справа от себя, дернулся, но нож по рукоятку уже вошел ему в правый бок – почти в подмышку. Тенькнула спущенная тетива, стрела ударила в глиняный забор. Лучник выронил лук и упал ничком.

Михаил перепрыгнул через забор, отшвырнул ногой лук подальше, подбежал к воротам и быстро отпер. Уже вдвоем с Прокопием они вошли в дом. Не рвались, как прежде, безоглядно, памятуя о смерти Поликарпа.

В доме никого не было, только труп лучника у входа.

– Обыщите дом!

К этому времени через ворота прибежал Прохор.

Михаил же вернулся к лучнику, вытащил из тела убитого нож, вытер его об одежду и сунул в ножны. Набег только начался, пригодится.

Вниз спустились обескураженные ушкуйники.

– Ни людей, ни ценностей!

– Не может быть, дом богатый: везде ковры, кумганы медные да бронзовые стоят. Ищите подвал!

Они подняли один ковер, другой – нет лаза. Он оказался в соседней комнате, под ковром. Едва откинули ковер, как увидели деревянный люк с железным кольцом.

Прохор потянул за него, люк приоткрылся, тенькнула тетива, и из щели вылетела стрела, угодив Прохору в живот.

Прокопий оттащил раненого товарища в сторону.

– Вот суки, стрелу пустили!

– Сейчас мы их оттудова живо выкурим!

Ножом Михаил отсек кусок ковра, облил его маслом из светильника и поджег от жаровни. Кусок занялся чадящим пламенем.

– Подними саблей крышку люка, только сам не подставляйся.

Едва Прокопий приподнял саблей крышку люка за кольцо, Михаил швырнул в щель горящий кусок ковра. Люк сразу захлопнули. Щель по периферии люка осветилась красным, и вскоре из нее повалил дым. Внизу, в подвале, закашлялись.

– Приоткрой люк!

Прокопий саблей снова приподнял крышку лаза.

– Выходите все и без оружия, а то забросаем подвал горящей паклей и сожжем всех вас живыми. Город пал! – для убедительности добавил он.

Из люка валил едкий дым, в подвале кашляли.

– Сдаемся!

– Выходите по одному!

Прокопий полностью отворил люк.

Из подвала сначала начали подниматься женщины. Одна, вторая, третья, … шестая. Молодые и старые, наложницы и служанки. Потом показался старик, за ним, злобно сверкая глазами, подросток лет четырнадцати – чуть помоложе Мишани.

– Все?

– Все, больше никого нет, – покорно кивнул старик.

– Ценности где? Говори!

– Там, – старик указал на люк.

Из подвала продолжал валить дым.

– Ты и ты, – указал на старика и подростка Михаил, – лезьте и достаньте.

– Ты, урус, жалкий раб, свиноед! Как смеешь ты мне указывать? – рванулся к нему подросток.

Прокопий ударил его саблей поперек спины. Плюнул на упавшего.

– Это он Прохора убил, больше некому. Старик тетиву у лука не натянет.

– Собаке собачья смерть! Тогда ты полезай вниз со стариком. Поднимай ценности. Только сначала выбросьте сюда горящий кусок ковра, а не то сами задохнетесь.

Старик покряхтел да и полез вниз. Следом нырнул в люк Прокопий. Почти сразу из люка выкинули горящий кусок ковра, подцепив его на острие сабли.

Мишаня перебросил его на свою саблю, выбежал во двор и сбросил в бассейн. Уж очень едкий дым, даже глаза разъедал.

Из люка выбрасывали кожаные мешочки, приятно позвякивающие при падении.

Показалась голова Прокопия. Глаза его были красные, слезились. Он надрывно кашлял.

– Не могу больше! Дышать нечем!

Из люка выбросили еще два мешочка, затем показался старик.

– Все? Больше ничего нет.

– Ступай!

Старик, кашляя и покачиваясь, ушел.

– Отдышался?

Михаил сдернул с обширного ложа шелковое покрывало, уложил мешочки в центр, связал в узел.

– Неси на ушкуй!

– А ты как же?

– Наши вот-вот вернуться должны.

И правда. Едва Прокопий вышел в переулок, сгибаясь под тяжестью узла, как во двор вбежали ушкуйники.

– Михаил! Как ты?

– Жив. Трофеи на судах?

– Конечно! Надо убираться отсюда. В конце переулка ордынцы собрались – много, бой идет.