Михаил, засунув грузик кистеня в рукав, нагнулся и взял нож в руку. В голове лихорадочно пронеслось: «Сколько разбойников? Два? Три?»

Он осторожно вышел из избы. Вроде никого. С крыши сарая раздался шепот Саввы:

– Их двое было, не стерегись.

– Тьфу ты! – сплюнул Мишаня. Не предупредил ни Савву, ни Илью заранее, что хотя бы одного надо в живых оставить. Теперь некого расспросить с пристрастием – кто надоумил вдов грабить и где деньги?

Заслышав разговор, с заднего двора подошел Илья.

– Чего тут у вас деется?

И только потом, через распахнутую дверь, тела на пороге заметил.

– Эх, жалко – не мне в руки попались.

Савва спрыгнул с сарая, и все трое подошли к телам. Савва наклонился к разбойникам.

– Этот готов уже! – и, с силой выдернув из спины стрелу, повернулся ко второму. – Хм, да он никак дышит!

Мишаня оживился. Оглушил он его кистенем или покалечил, но есть шанс поговорить. Только где? И труп убрать надо – ни к чему такие страхи вдове во дворе видеть. Михаил оглянулся по сторонам, но Илья и сам понял.

– Пойду убитого в овраг сброшу – есть неподалеку подходящий.

Легко подняв тело, он перекинул его через плечо и вышел со двора.

– Чего с этим делать? – спросил Савва. – Может – прирезать?

– И не думай! «Потрошить» будем!

Савва в испуге отшатнулся.

– Это что – кишки выпускать? Не, я не могу!

– Ты из меня злодея и кровопивца не делай! Поговорить с ним надо – кто надоумил на дело черное, остались ли сообщники и где деньги сиротские лежат?

– А… – с облегчением произнес Савва. – Здесь нельзя, как ты говоришь, «потрошить», очнется – орать начнет.

Михаил вытащил нож, который уже успел сунуть в ножны, отсек у грабителя рукав кафтана и запихал ему в рот. Расстегнув на разбойнике ремень, стянул им татю руки.

Тут распахнулась калитка. Савва вскинул лук.

– Я это, Илья, – успокоил его вошедший, – тело в овраг скинул. Глядишь – собаки бродячие сожрут, и следов не останется.

– Тогда бери вот этого и – ко мне домой, пока не рассвело.

Они осторожно закрыли за собой калитку и пошли по ночной улице. Михаил шагал впереди, за ним – Илья с бесчувственным телом на загорбке, замыкал шествие Савва.

Зашли во двор к Михаилу и прямо – к конюшне. А навстречу – встревоженный Митрофан с саблей наперевес, за ним – Тит с арбалетом.

– Свои, Михаил я.

– Чего тебя по ночам носит? Я думал – чужаки.

– И чужак есть. Принимай незваного гостя!

Татя занесли в конюшню и сбросили на землю. Он застонал, дернул руками.

– Должно, очухивается, – сказал Илья. – Свернуть бы ему шею, гниде!

– Успеешь еще. Вот что, Савва и Илья. Идите по домам, отоспитесь. О том, что ночью произошло – молчок!

– Нешто мы не понимаем!

Ушкуйники ушли.

– Чего с этим делать? – спросил Митрофан.

– Да ничего пока. Я тоже спать пойду. Почитай, вторую ночь без сна. Утречком наведаюсь, поговорить с ним надо.

Михаил ушел домой и, раздевшись, улегся в постель. Засыпая, подумал с удовлетворением: «Взяли гадов!»

Едва проснувшись и не завтракая, хотя Лиза и предлагала, он направился в конюшню.

Тать уже пришел в себя и сидел у стены, прислонившись к ней спиной. Лицо было в засохшей корке крови, нос деформирован и свернут набок.

«Чуть бы повыше – на палец, и посильнее, – сейчас тоже бы в овраге валялся, – подумал Мишка. – Стало быть – не судьба, повезло злодею».

Рядом с грабителем встали Митрофан с Титом.

– Значит, так, ублюдок. Я сейчас кляп изо рта вытащу, поговорим. Попробуешь крикнуть – сразу зарежем, – сказал Михаил. – Ты меня понял?

Тать кивнул. Это был мужик лет тридцати в видавшем виды кафтане. Митрофан вытащил нож, а Тит вынул кляп изо рта разбойника.

– Ты кто такой?

– Вторуша я, из Никулициной слободы.

– Чего в избу к вдове пошел?

– А то сам не знаешь – за деньгами!

Митрофан ногой пнул его в бок:

– Не дерзи!

Разбойник зло глянул на него из-под бровей.

– Кто тебе сказал, что у вдовы деньги есть?

– Не знаю. Со мной товарищ был – он знает.

Мишаня сделал Титу знак. Тот втолкнул кляп разбойнику в рот и ногой наступил на пах, придавив причинное место. Дернулся разбойник, заегозил по земле. На лбу пот выступил, глаза из орбит полезли.

Кляп вытащили. Разбойник тяжело дышал.