Шрифт:
— Фу! Фу, чертолом этакий! — крикнул Горушкин и взял незнакомца за плечо, чтобы помочь ему подняться на ноги. Вдруг лицо его исказилось.
— Вон ты какой мельник! — он оттолкнул его от себя и приказал: — Снимай свою маскировку!
Под невзрачной одежонкой «мельника» был тяжелый жилет. Настоящая кольчуга! Только сделана она не из железных колечек, а из серебряных рублевок. Хитро сработана жилетка: простегана на машинке небольшими квадратами, и в каждом таком квадратике целковый зашит, чтобы не брякал, звука не давал.
В тридцатом году всякие кулаки, торговцы да попы по нашей валютной политике решили удар нанести: за границу потекло и золото и серебро. А то, которое не могли спровадить, по горшкам да корчажкам, рассыпали да в землю прятали. Вот и «мельник» на серебрушках попался. В узелке у него полтинники оказались, килограмма три. А когда как следует посошок осмотрели, еще один сюрпризец нашли — в полом нутре золотые десятирублевки. А на мельницу-то он забрался для того, чтобы обождать здесь приятеля, который с той стороны должен был подойти. Вот тебе и мельник!
Шагает он теперь впереди нас, поторапливается, а за ним — Барин, на пятки лапами наступает. И все еще на нем шерсть дыбом стоит: здорово, видать, озлился на этого валютчика. И тут я вспомнил, как он с Горушкиным в наряде лежал, спросил:
— Чего это твой волкодав ночью дождевичок норовил с тебя содрать? За какие такие провинности?
Горушкин ухмыльнулся.
— Это так. Это мы об деле с ним калякаем. Он ведь, хоть и собака, а тоже устает. Утомился, лапой меня царапнет и вроде бы скажет: «Гляди хорошенько, а я чуток передохну». Отдохнет, опять за службу. Но вперед лапой меня царапнет, предупредит. Вот так на пару и действуем…
— Чудаки вы, Горушка, с ним оба, честное слово, чудаки какие-то. Другие же проводники так не делают.
— Другие пущай как хотят, их дело, а мы по-своему… — Он долго молчал, перебирал поводья, поправлял лошадиную гриву, но я угадывал по его лицу, что ему хочется что-то еще сказать. — Вот так, Вьюга, — вздохнул он. — Тебе чудно кажется, а мне нет. Собака — она все поймет, к чему надо, к тому и приучай ее, все будет делать… Терпение только нужно душевное. Это главное в таком деле… Охота мне с товарищем Дуровым познакомиться, потолковать. Не слыхал про него?
— Нет.
— О-о, сильнейший человек по части всяких зверей. У него даже львы и тигры, как котята, делаются…
Памятник
На полпути между заставой и границей есть бугор, заросший тамариском, а на нем памятник — собака, высеченная из серой каменной глыбы. Стоит она на невысоком постаменте, как часовой, устремив взгляд на границу. Это памятник Барину, собаке Горушкина. Сделал его наш художник — пограничник Рыбченко.
Скоро три года будет, как служу, срочную службу свою заканчиваю, много перевидал собак — овчарок, доберманов, даже с бульдогами приходилось встречаться, но такой, как Барин, не видал. И чего бы в ней: простая собачонка, а такую славу себе нашла. Даже нарушители, черти полосатые, каким-то делом пронюхали, что на нашем участке исключительный пес охраняет границу, стороной стали обходить. Вся застава вздохнула: потерь меньше, у пограничников уверенности больше. И только один Федор Горушкин, кажется, был не совсем доволен.
Однажды в наряде мы с ним были, задержали двух контрабандистов — хну [1] и терьяк [2] тащили на нашу сторону. Задержал-то их, по правде говоря, Барин. Они, было, сопротивляться начали: один ружьем от собаки отмахивается, другой — дубиной. А Барин еще злее становится, кинулся на одного, свалил его на землю и так вцепился, что и бросить не может, ровно пришили его к этому контрабандисту. Горушкин подбежал на помощь, и еле расцепил их. А когда мы возвращались из наряда, он потрепал собаку и сказал:
1
Хна — краска для волос.
2
Терьяк — наркотик.
— Ну, Барин, неважные у нас дела с тобой, дружище! Так нельзя…
Что хотел он этим сказать, я так и не понял тогда. С собаками у него всегда ведь свои задушевные разговоры были. А у меня, по-честному говоря, особого интереса к собачьим делам никогда не было, так только, со стороны приглядываешься и диву даешься: какая сильная любовь у человека может быть к этим животным!
И вот вскоре произошло такое событие.
…Пришла осень. Она здесь не такая, как у нас на Урале, когда ее золотой называют. Зелень вся еще летом сгорела. Дожди смочили землю, ветры подули холодные, потянулись туманы. В такую погоду говорят, что хозяин собаку со двора не выпускает, а пограничнику надо идти.