24 октября. Отправил к государю конченную мною работу. Был в Комитете министров. Обедал у вел. кн. Екатерины Михайловны. Вечером два доклада, pour terminer facilement ma journee [153] .

25 октября. Утром за работой, не выходя из дома. Вечером у вел. кн. Михаила Николаевича, по его желанию. Разговор конфиденциальный. В заключение он сказал мне, que j'avais acquis toutes ses sympathies et que quand il me voyait chez l'empereur cela lui mettait l'ame en repos [154] . Потом у гр. Блудовой. Пред тем был у меня Павлов, который начинает торговаться по-жидовски.

26 октября. Совет министров по общему университетскому вопросу и в особенности по делу об особом мнении бар. Корфа, предлагающем преобразование университетов на началах Sorbonn'ы. К счастью, ничего не решили. Но в конце заседания государь дал мне новый знак доверия. Он поручил министру народного просвещения гр. Строганову, Панину (? кажется) и кн. Долгорукову обсудить вопрос о мерах к прекращению нынешнего колеблющегося состояния университетов, где никто почти не слушает лекций, но, вставая, он вполголоса сказал Путятину и мне, что я должен участвовать в обсуждении этого вопроса. Полголоса употреблено, чтобы не дразнить прочих министров, и употреблено, несмотря на то, что я в заседании выразил мнение, не принятое его величеством, точно так, как перед заседанием государь меня призывал, чтобы сказать, что он одобрил мои предположения об устройстве Совета министров, но, чтобы меня не компрометировать перед прочими, желает объявить их как свою волю, а перед тем соберет у себя особое совещание из 4-х лиц: Панина, Горчакова, Долгорукова и меня.

27 октября. Утром в Царском Селе для доклада. Назимов и Долгоруков, т. е. первый через второго, представили государю список с моей переписки с Назимовым и разные сплетни о г. Стороженко, мною посылаемом в западные губернии. Государь, не спрося меня и под влиянием обычая считать наветы доказательством, изъявил мне желание, чтобы между Назимовым и мною не было личностей. Я не стал входить в объяснения, но воспользовался случаем доказать, что я стою выше мелочного самолюбия. Возвратись домой, я написал к Назимову мировое письмо, ссылаясь на то, что государем мне было сказано, и на то, что Назимов старше меня летами и службою. Это письмо до отправления я показал кн. Долгорукову без всяких объяснений. Долгоруков сказал: «Cela vous ressemble» [155] . Он был у меня вечером вместе с гр. Строгановым и Путятиным для совещания по университетскому делу. Как всегда, мнения других изменились и приходят к моему. Положено испытать продолжение курсов в университетах, но по безнадежности в успехе приготовиться к их закрытию и вслед за тем собрать здесь комиссию из профессоров для начертания оснований нового устава, т. е. то именно, что я говорил в Совете вчера.

В кабинете у государя видел императрицу. Она поздоровела и весьма любезно выразила мне сожаление, что по случаю предстоявшего совещания с кн. Долгоруковым, Строгановым и Путятиным я не могу остаться в Царском к обеду {35} .

28 октября. Утром в заседании Главного комитета. Я не дождался конца. Гр. Блудов невозможный председатель, а члены неудобовозможные члены. Вопросы предлагаются в одной форме, голоса подаются в другой, а результат хотят записывать в журнал в третьей. Вечером были у меня разные лица по делам прессы и доклад по Земскому отделу.

29 октября. Утром у обедни. Был у меня маркиз Велопольский. Он умен, упрям и сознает выгоды своего положения и слабость нашего. Был у гр. Шуваловой. Вечером читал жизнь Сперанского бар. Корфа. Повествование о 14-м декабря и нынешнее творение бар. Корфа похожи друг на друга, как черное на белое.

30 октября. Утром в Совете. Был у меня Путятин, который опять совершил пол-оборота по университетскому делу. Гр. Строганов тоже. Сам назначив Путятину профессоров Соловьева и Бабста для вызова из Москвы, он теперь говорит, что вызывать профессоров было бы послаблением.

Отдал визит Велопольскому. Вечером покончил с профессором Никитенко, который принимает на себя дирекцию новой газеты Министерства внутренних дел. Были у меня разные лица по тому же делу, потом гр. Берг с пустыми речами и епископ виленский Красинский, которого, наконец, я вынужден отпустить обратно. Мысль, что я от него избавляюсь здесь, m'a mis de bonne humeur pour toule la duree de notre entretien [157] .

31 октября. Утро за работой. Вечером разные посещения по делам прессы и банков, которые меня отвлекали от работы по делам Министерства. Получено сумасбродное донесение от минского губернатора гр. Келлера.

1 ноября. Утром в Царском. Мои предположения по устройству дел Совета прочитаны государем в присутствии гр. Блудова, кн. Горчакова, кн. Долгорукова, гр. Панина и моем. Они приняты почти без изменения. Завтра должны быть предъявлены Совету. Государь особенно любезен ко мне. Compensation за Назимова. Кн. Суворов назначен с. – петербургским ген.-губернатором, бар. Ливен – остзейским. Видел кн. Суворова на железной дороге. Слышал от кн. Горчакова и от гр. Гейдена, бывшего у меня вечером, что Герштенцвейг застрелился, собственно, вследствие компрометировавших его действий Ламберта. Болезнь сего последнего, по-видимому, предлог уехать из Царства. Гр. Панин и кн. Горчаков не дают мне покоя. Первый вроде дядьки, меня преследующего. Второй постоянно делает конфиденциальные сообщения, не имеющие той важности, которую он им приписывает.

2 ноября. В Совете министров. Государем предъявлены мои предположения. Когда он спросил, встречает ли кто повод к возражениям, все молчали. Но когда зашла речь об окончательной редакции, все заговорили и убили даром 2 часа времени. Редакция затем возложена на Буткова и Корнилова.

Обедал у гр. Нессельроде с Долгоруковым, Рибопьером и гр. Шуваловым.

3 ноября. В Царском. Доклад. Получил разрешение ехать к Москву 11-го числа. Обедал у и. и. величеств. В Финляндию назначен вместо гр. Берга ген. Рокасовский.