Шрифт:
Тысячи людей с благоговением внимали, в перерывах я изрекал мантры [121] , состояние было близкое к оргазму.
Потом кто-то из верующих громко заорал: «Всем сидеть! Не двигаться! Это угон!».
Видения исчезли.
На сиденье сбоку от меня лежал открытый футляр скрипки, а рядом, в проходе, высился латинос, потрясая в руке куцым израильским «Узи» [122] с торчащим из рукоятки магазином.
У открытой двери кабины пилотов, направив туда браунинг, что-то орал второй, араб в белом балахоне, а в хвостовой части, демонстрируя в руке гранату, скалился третий — здоровенный негр. У меня по коже пошли мурашки.
121
Мантра — слог, слово или стих, обладающий психологическим воздействием на человека.
122
Узи — в данном случае пистолет-пулемет израильского производства.
— Ни х… себе, — прошептали губы, а мозг стал лихорадочно соображать, что делать.
— Сиди тихо не рыпайся, — тут же дал внутри совет чекист. — Как в таких случаях учили.
— И запоминай их приметы, что б потом дать показания властям, — добавил прокурор. — Это важно.
— Не, лучше дай бандиту рядом в лоб, — возбудился шахтер. — Что делают, суки!
— А потом вырви ствол и с «Варягом» вперед! — призвал моряк.
Внутри все смешалось в противоречиях.
Как результат, Готье попытался вскочить и тут же получил от латиноса удар сионистской железякой по голове. Там вспыхнуло и погасло.
Глава 4. На берегах Ориноко
Когда я открыл глаза, чувствуя сильнейшую ломоту в затылке, лайнер, воя турбинами, тянул над бескрайним лесным морем с артериями рек внизу, которые стремительно приближались.
В салоне царили хаос и вопли перепуганных людей, сверху на головы рушился багаж из открывшихся ячеек.
Еще через несколько секунд, заваливаясь набок, «Конкорд» стал задевать правой плоскостью верхушки деревьев (я сжался), потом его тряхнуло, и самолет на глазах стал разваливаться на части.
Все вокруг заполнили душераздирающие крики.
Сбоку от меня треснула обшивка — разверзлась громадная дыра, кресло сорвало с кронштейна и, вместе со мной, высосало в аэродинамическую воронку.
— Мама!! — завопил я в бешеном вихре несясь по спирали вниз, а потом исчез в высоком фонтане брызг, возникшем в конце полета.
— Б-б-у-у, — задолбило в ушах, в рот хлынула вода, а в глазах зарябили пузырьки воздуха.
Тело в конвульсиях забилось в глубине, последним усилием воли я рванулся вверх и, кашляя, всплыл на поверхность.
Там, отплевываясь, чуть отдышался, огляделся и увидел неподалеку берега обширного водоема.
Справа, со скального плато, туда низвергался несколькими каскадами водопад, а впереди темнели густые заросли.
Из последних сил, стеная и хрипя, я поплыл к ним, выбрел из воды и рухнул на песок у ближайших деревьев.
Когда очнулся, солнце поднималось над горизонтом. Электроника наручных часов показывала восемь утра, все тело нестерпимо болело.
— Это ж надо, — с трудом поднявшись на ноги, взглянул я в небо, откуда вчера рухнул, а затем перевел взгляд на череду лесных великанов со срезанными верхушками. — Повезло мне, в отличие от других туристов.
Затем подошел к воде, ополоснул лицо, хлебнул пару раз из ладони и поплелся в сторону зарослей. Откуда слышались пение птиц, звон цикад и другие, непонятные мне звуки.
При ближайшем рассмотрении, заросли оказались джунглями. Такие я видел только в кино, что вызвало изрядное беспокойство. Но делать было нечего, нужно было как-то выбираться.
В сторону падения самолета я не пошел, ибо местность была явно непроходимой, да и вряд ли кто из летевших вместе со мной, остался жив. При таком раскладе.
Решил направиться вдоль водного пути, поскольку озеро, в которое упал, скорее всего, было речным заливом. На это указывало медленное течение воды в нем и теряющиеся вдали берега. Что внушало благие надежды.
Как известно, все реки впадают в море или океан, по их берегам селятся люди, а потому следовало двигаться по течению вниз. Других вариантов не было.
Но для начала следовало подкрепиться. В последний раз я ел много часов назад, организм требовал калорий.
В карманах штанов и пиджака, которые выглядели не лучшим образом, помимо бумажника с влажным паспортом и франками, а также зажигалки с размокшей пачкой сигарет да перочинного ножа, больше ничего не имелось.
Разложив их для просушки на плоском камне у берега и прихватив с собой нож, я направился в заросли леса, надеясь там найти чего-нибудь съедобное. Не получилось.
Перевитые лианами деревья были неизвестных мне пород, и бананов или кокосовых орехов на них не наблюдалось, хотя в кронах носились и орали небольшие рыжие обезьяны, обеспокоенные появлением незваного гостя.
На разнообразных кустарниках подлеска ягод тоже не просматривалось и, спустя час, я, несолоно хлебавши, вернулся на берег.