Но самое главное в письме было в самом конце. Лоурент рассказывал о том, как его принудили вампирьими чарами выдать, где я прячусь. Поэтому он чувствовал себя очень виноватым и просил у меня прощения за то, что стал причиной моего ареста. Я сел на свою кровать и обхватил колени руками. Теперь, после этого письма, моя совесть с новой силой набросилась на меня. Лоурент, такой милый, такой замечательный мальчик, пострадал из-за меня и попал в тюрьму! Он же совсем ни в чем не виноват. Мне не стоило впутывать его в это дело. Мало того, что его в тюрьму сажали, так теперь он чувствует себя виноватым в том, что со мной случилось. Ах, бедный мой мальчик! Это хорошо, что его чарами разговорили, а потом отпустили, когда меня поймали. В мире множество мест, где никто не стал бы с ним церемониться. И множество более простых способов заставить говорить. Я позвал стража и спросил у него карандаш, чтобы написать ответ, но тот только покачал головой.

— Нельзя, — сказал он. — Письма тебе не положено писать, Сырюк. Только читать. Разве что следователь разрешит.

Я вернулся на койку. Оставалось надеяться, что следователи не заставят себя ждать. Но время шло, а их все не было и не было. Пришел закат, а после ночная тьма. В тюрьме протрубили отбой, но никто ко мне не приходил. Мне ничего не оставалось делать, как раздеться и лечь спать.

Заснуть у меня долго не получалось. В голову лезли всякие мысли, да еще и мутило немножко, как всегда бывало перед тем, как блокиратор заканчивал действовать. Но, кажется, я все-таки задремал, потому что меня разбудил звук отпираемого засова.

— Заключенный ка-эр восемьсот пятнадцать, подъем! Три минуты на то, чтобы одеться и покинуть камеру.

В комнате, в которую меня привели, было много народа. Во-первых, вампирка и рыжий. Они сидели у стены на стульях. Во-вторых, тот маг, что помогал доставить меня в тюрьму. Этот стоял у входа, облокотившись спиной о стену и скрестив руки на груди. Затем, комендант тюрьмы; немного заспанный и не слишком довольный, он прохаживался по комнате взад и вперед. Ну и три стража, причем один из них — явно старший, потому что сидел за столом, а остальные двое стояли у другой стены. Высокий парень с мечом на поясе и хрупкого сложения девушка с большим арбалетом за спиной.

— Это он и есть? — поинтересовался страж за столом, окинув меня взглядом с ног до головы.

— Да, лейтенант, — ответила вампирка.

— Щупловат, — сказал тот, кого назвали лейтенантом. — Итак, ты утверждаешь, что можешь помочь практиканту Року, мышелюд?

— Извините, но я ничего такого не говорил, — сказал я. — Речь шла о том, чтобы осмотреть того юношу. Может быть, я совсем не смогу ничем помочь. Может быть, окажется, что это совсем не по моей части.

— Я надеюсь, ты не думаешь, что сможешь бежать? — сказал лейтенант.

— Я не собираюсь бежать, хотите — верьте, хотите — нет, — сказал я.

— Рассчитываешь на мягкий приговор? — прищурился лейтенант. — Не знаю, предупредили тебя или нет, но тебе светит замещение в Последних Покоях. Я тебе даже больше скажу: даже если ты спасешь Рока, приговор будет, скорее всего, именно таким. Предумышленное убийство с применением магических или иных сверхъестественных способностей — от одного до десяти замещений.

— Нет, я не рассчитываю на мягкий приговор, — сказал я. — Я не боюсь своего будущего. Я буду помогать не потому, что рассчитываю на снисхождение.

— А почему? — спросил лейтенант.

— Потому что я — шаман. Работа с духами — моя профессия. У меня нет дома, нет друзей, нет семьи, если не считать племянника, которому я доставил одни проблемы. Ничего нет. Кроме профессии. Если я перестану быть шаманом — кем я вообще буду?

Лейтенант хмыкнул.

— Станислав, выпиши ему пропуск, — сказал он коменданту тюрьмы. — Селена, под твою личную ответственность.

С виду юноша выглядел не так плохо. Ну, в бинтах, ну бледноват. Но без синюшности и дышит. Я почти не понимаю в медицине, так что, не будь я шаманом, я бы сказал, что этому молодому человеку ничего особо не угрожает. Но, к счастью, или несчастью, я шаманом был.

— Его тут нет, — сказал я, вздохнув как можно глубже. — Ну, то есть, понимаете, он-то сам здесь, физическое тело, я имею в виду, и некоторые тонкие тела тоже. Но других тел тут нет, понимаете? Ну, примерно то, что люди называют душой, если сильно упростить. Ее тут нет.

— А где она? — спросила стражница с арбалетом.

— Так просто не сказать, — ответил я. — Где-то.

— Но случай по вашей части? — спросила вампирка-следовательница.

Кроме нее, рыжего, коменданта-мага и двух стражей в комнате находилась еще одна вампирка в белом врачебном халате и темноволосая миловидная эльфийка. Честно сказать, я совсем не привык работать при таком количестве живых зрителей и теперь чувствовал себя не очень уютно.

— Да, — сказал я. — Определенно по моей. Очень хорошо, что вы меня сюда привели, иначе к утру могло бы случиться несчастье.

— Какое несчастье? — спросила вампирка-врач. — Он бы умер?

— Нет, скорее всего, он бы очнулся, — ответил я.

Определенно очнулся бы. Хорошо, что тех, кто кружится вокруг этого тела, не видит никто, кроме меня.

— То есть, ну, понимаете… не совсем он. А… кто-нибудь… в его теле. Ну, то есть не кто-нибудь… а он, но только не полностью, а кто-то еще. Вот. Ну, или совсем не он. Если бы повезло.