— Например? — спросил я.

— Особый защитный круг, например. Проблема в том, что такую защиту может создать только сильный маг, да и обновлять ее придется периодически. Стоит недешево, само собой, хотя и много дешевле чем оббивка из золотых листов или экран из мифриловой сетки. С другой стороны, это уже проблема пользователя. Опять же можно использовать блокираторы. Это артефакты такие, специально для решения подобных проблем.

— На самом деле меня интересует как раз противоположная ситуация, госпожа Лонгвиль, — напомнил я.

— Говорите просто — Яльга, — разрешила она. — Меня так почти все называют. Я помню, вы сказали, что вас интересует, как можно магию защитить от воздействия механики. В принципе, для обоих случаев приемы защиты общие, большинство дошли до нас с самых древнейших времен. Проблема не нова, я даже больше скажу: она много древнее, чем вы можете себе представить. Выбор конкретного решения зависит от конкретной же ситуации. Вообще, их множество. Эх, Илис, Древние, скажу я вам, делали не так, как мы. Они не изолировали магию от механики, не прятали свои устройства от магических полей. Они умели использовать и магию и механику одновременно. Они так гармонизировали свои… Мэгги! Прекрати баловаться!

Госпожа Лонгвиль ловко поймала в воздухе резиновую шестеренку, которая сама собой подпрыгнула со стола, на секунду замерла в воздухе, а затем полетела в кувшинчик с яблочным пюре, которое Яльга только что на стол поставила.

— Она не очень яблоки любит, — пояснила госпожа Лонгвиль, кладя шестеренку на стол. — Вот и выкидывает всякие фокусы: глаз да глаз нужен. Так, о чем это я? Ах, да, мы про защиту магии от воздействия механики говорили. Может быть, вы конкретнее скажете, что от чего защитить надо?

Я смотрел на маленькую рыжую девочку, которая, как выяснилось теперь, была магом. Таким магом, который на руках у очень сильного механика магию творила.

— Вообще я думал, что надо защищать магический артефакт от присутствия механика, — сказал я и снова посмотрел на девочку. — А как у нее так получилось? Вы же лучший механик в городе!

— Спасибо за высокую оценку, — сказала госпожа Лонгвиль. — А чего тут удивительного? Ребенок-маг и мать-механик — это особый случай. Что-то вроде гармонизации, о которой я упоминала. Мэгги — ладно еще, а вот когда я старшей беременная ходила, то даже телепортироваться могла. Не далеко, правда… Очень удобно было, кстати. Хм, знаете, Илис, временами я думаю, что Древним как раз что-то подобное и помогло найти их способ совмещения магии и механики.

Я растерялся немного. Сюда бы Вэнди — она умная, она в таких вещах разбирается. Или Селену — она очень много знает, она сориентировалась бы.

— Я не очень понимаю, о чем вы говорите, — признался я. — Можно объяснить попроще, как для дикого зверя?

Кажется, мои слова ее позабавили, во всяком случае, она улыбнулась.

— Попроще… Ну, два человека связаны вместе настолько, насколько возможно, — сказала она. — По сути, во время беременности, в одном теле живут маг и механик. Конечно, им надо как-то уживаться, чтобы выжить. Ребенок учится магичить таким образом, чтобы мама не мешала. Мама учится механизмы собирать так, чтобы и ребенку не было плохо, и чтобы механизмы не ломались. Теперь, когда мы уже стали разными людьми, эта связь и это умение не мешать друг другу у нас сохранились. Пока, во всяком случае.

— Не знал, что вообще так бывает, — признался я.

— А мало кто об этом знает, — госпожа Лонгвиль пожала плечами. — Смешанные семьи из магов и механиков — исключительная редкость. Склонность к механике же не передается генетически, тут самому работать надо. Я не талант и любовь к механизмам имею в виду, а как раз то, что заклинаниям мешает, когда про склонность говорю… Нерожденных детей-механиков вообще существовать не может, как вы понимаете. То есть, получается, что такого рода гармонизацию можно заметить только тогда, когда мама — механик, а магическая склонность ребенком получена либо от отца, либо через поколение. Но, опять же, не все дети-маги себя проявляют в утробе матери, мне тут особо «повезло». Рой говорит, что это от того, что мы живем рядом с Корпусом, а он выстроен на месте пересечения магических потоков. Плюс еще всякие чаровые утечки от магической практики студентов и преподавателей… вы бы мышей у нас дома видели!

Причем тут мыши, я совсем не понял. Голова совсем глупой стала. Из сказанного я одно уяснил: девочка может магичить в присутствии мамы совершенно спокойно, они друг другу не мешают.

— А как она магию использует? Разве заклинаниям не надо учиться? Телепортам и всякому такому? — спросил я, кивнув на шестеренку.

— Инстинктивно дети могут воплощать свои желания в простые чароплетения, — ответила госпожа Лонгвиль. — Мэгги не создает заклинания, она просто чего-то очень хочет, и делает это тем способом, которым умеет. Потом эта их способность со временем ослабевает. Думаю, тут дело в том, что такому способу магичить мешает развитие речевых центров в мозгу. Когда ребенок учится говорить, у него мозг перестраивается, меняется уровень абстракций, я думаю. После, в более взрослом возрасте, магам приходится учиться, чтобы свои желания воплощать.

— Как интересно, — сказал я. — Вы мне очень помогли, Яльга. Вот только я теперь не знаю, что мне делать.

— А что такое? — спросила госпожа Лонгвиль.

Она вытащила из кармана маленькие часы размером с монетку в десять грошиков. Посмотрела на них, головой качнула, убрала. За старшей дочерью пора, я понимаю.

— Да видите, в чем проблема… я дело расследую, — ответил я. — Телефоны со столов сами падают и разбиваются, когда рядом нет никого. У господина Пфунга так было, у господина Амаранта, потом еще у советника Уорта, а сегодня утром — у господина Дроссельмейера. Я думаю, что это кто-то из посетителей заклинания на них накладывает, чтобы они спрыгивали на пол. Сам или с помощью магического артефакта. Вот, я и встретился с вами, чтобы узнать, как механик может магический артефакт использовать. А сейчас вижу, что дело не в артефакте совсем, что это природный маг делал.