Шрифт:
— Она сопротивляется мне, а я очень слаба сейчас.
Гордон изо всех сил старался скрыть тревогу. Он склонился к девочке.
— Лейси, солнышко, если бы ты была моей дочкой, я бы очень о тебе беспокоился. Тебе не кажется, что твой папа волнуется за тебя?
Глаза малышки затуманились.
— А вы можете сказать это ему?
Габриела осторожно коснулась щеки девочки. Она боялась и думать о том, что, кажется, знает ответ на уже давно мучающий ее вопрос. Неужели она права, подозревая мать Лейси?
— А почему ты не хочешь, чтобы и твоя мама сюда пришла?
Девочка зажмурилась.
— Я плохо себя вела. Она на меня рассердилась.
Габриела погладила волосы девочки.
— Я не хотела быть такой плохой. — Лейси с недетской серьезностью поглядела на Гордона.
— Ну конечно, — отозвался он, бережно сжимая ее руку. В его огромной ладони крошечная ручонка казалась еще меньше. — Но все же Габи права. Твоя мама так обрадуется, увидев тебя, что не станет сердиться.
В дверь постучали. Габриела взглянула на Гордона, тот отворил дверь и выглянул в коридор.
— Заходи, Шелтон, — произнес он, отступая назад.
Сердце Габриелы чуть замедлило свой бешеный ритм. Разумом она, конечно, понимала, что здесь Лейси в безопасности, но все равно не могла успокоиться, пока все до единого участника похищения не окажутся за решеткой.
— Не хочу беспокоить ребенка, — донесся из-за двери голос Шелтона. — Пусть Габи выйдет.
При первом же звуке его голоса Лейси вздрогнула и сжалась. Габриела, обескураженная, склонилась над ней.
— Что такое, малышка?
Лейси не ответила. Взгляд ее был прикован к двери.
И вдруг раздался пронзительный вопль. Указав пальцем на дверь, Лейси начала отчаянно кричать и биться на кровати.
Потрясенная, Габриела попыталась успокоить ее.
— Тсс, все хорошо, не бойся. Это Шелт, мой друг.
Глядя куда-то ничего не видящими, дикими от ужаса глазами, Лейси бешено вырывалась из ее рук.
— Он плохой! Плохой!
Габриела прижала девочку к себе, слыша, как колотится сердце у нее в груди. В голове пронесся обрывок видения, непонятного и устрашающего. Кровь. Ужас. Паника Лейси…
Оставив девочку на попечение Гордону, Габриела вышла. Щит, ограждавший сознание Шелтона, на мгновение растаял, и она нашла полное подтверждение всем своим страхам. Он сделал что-то очень, очень плохое. И Лейси это видела…
На то, чтобы успокоить девочку, ушло добрых полчаса. От ее стонов, выражающих страх и отчаяние, у Гордона сердце изболелось.
Когда Габриела вернулась, он с первого взгляда понял, что Шелтон ей так ничего толком и не объяснил.
— Да, он говорит, что здесь какая-то ошибка, — подтвердила она его догадку.
В ее взгляде отражались тревога и растерянность. Запустив руку в волосы, Гордон опустился на краешек кровати Лейси.
— А теперь, детка моя, давай поговорим начистоту. Расскажи мне…
Лейси упрямо покачала головой. Под глазами ее чернели впалые полукружья.
Баюкая в руке ее ладошку, Гордон доверительно зашептал:
— Я знаю, Лейси, как ты боишься. Мы с Габриелой очень стараемся помочь тебе, но без твоей помощи у нас ничего не выйдет. Расскажи все, что знаешь, ладно? Ты меня понимаешь?
— Да.
Ночник в изголовье кровати бросал золотистые отсветы на белые простыни, но лицо девочки оставалось в тени. Гордон ужасно боялся допустить хоть малейшую ошибку. Ведь до сих пор ему не приходилось общаться с детьми, только с Грейс, когда она была маленькой, да и то, понятное дело, совсем не в таких ситуациях. Насколько откровенным можно быть с таким ребенком?
Он вспомнил слова, что говорил ему когда-то, давным-давно, дедушка. Дети умеют распознавать ложь. Они рождаются честными и остаются такими, пока взрослые не научат их лгать.
Габриела отошла от постели и встала у окна. Гордон склонился к Лейси.
— Твои родные волнуются, солнышко. Должны же они знать, что все в порядке. Да и ты, думаю, лучше себя почувствуешь, когда увидишь их.
По щеке девочки скатилась слеза. Гордон вытер ее кончиком пальца.
— Ты их боишься?
— Нет…
Взяв со столика у постели телефонный аппарат, Гордон протянул его девочке.
— Тогда давай позвоним им, солнышко.
Но девочка не ответила. Ей явно очень хотелось позвонить, но почему-то — Гордон так и не понимал почему — она не отваживалась.