Что-то (или кто-то) — казалось ему — внезапно схватил его за глотку железными руками, и давил, душил, выкручивал шею.

В глазах потемнело, Стёпка судорожно пытался вздохнуть, и не мог.

И тьма внезапно ворвалась внутрь него, и взорвалась в голове.

* * *

— Стёпка! Ты что? Сдох совсем, однако?

Катька трепала Стёпку за воротник, приподнимала, била по щекам. Стёпка — белый-белый, белее снега, — по-прежнему лежал, закатив глаза. Катька выругалась, поднялась, и стала, кряхтя, поднимать Стёпку за ноги вверх. Согнула ноги в коленях и всей тяжестью навалилась на Стёпку.

Стёпка судорожно дёрнулся, и надрывно вздохнул. А потом задышал часто-часто, и лицо у него постепенно темнело, оживало, и вот уже глаза повернулись, как надо, и вполне осмысленно уставились на Катьку.

— Ну, и ладно, — тоже, за кампанию, часто дыша, сказала Катька. — Живой. Ещё поживешь, однако. Рано тебе ещё в "дом, который плывёт по воде"… в гроб, то есть…

Но Стёпка почему-то вдруг захрипел и забился.

Катька снова перепугалась, снова налегла было на щуплое, как у подростка, тело старика.

Стёпка высвободил рот и вдруг заорал:

— Да слезь ты с меня! Совсем придушила, дура окаянная!

Катька с жалостью посмотрела на него, плюнула, — и нехотя слезла.

Стоявшее за деревом и наблюдавшее за ними мохнатое существо с облегчением перевело дух. Потом бесшумно, спиной вперёд, стало отступать в глубину зимнего леса, оставляя в снегу большие, очень похожие на человеческие, следы.

* * *

Через полчаса они уже сидели в натопленной избе Катьки. Пили, отдуваясь, горячий сладкий чай, оба — в одних рубахах, мокрые от пота.

— Что видел, говори? — спрашивала Катька, очень довольная сеансом шаманства, а ещё больше тем, что вот вдруг, в один день, у неё появились и дрова, и мука, и чай, и даже сахар. И даже мужик! Хоть и завалящий, дохлый совсем, однако, — зато живой, настоящий, и… почти родной.

— Пса нашего видел, — тоже очень довольный, отвечал Стёпка. — Город видел, дома, улицу. Потом — дорогу. По ней машины мчатся, а рядом с ними — пёс. Подбежал он к дороге, по которой паровозы ходят, — скок через железные колеи! Только его и видели.

— А дальше? — с жадным любопытством спрашивала Катька.

— А дальше кто-то мне мешать стал. Душить. Я думал — злой дух на моём пути попался. А это, оказывается, ты, Катька была…

— Тьфу! — Катька шумно сплюнула на пол. — Когда я очухалась, да к тебе подползла, ты уже задушенный лежал. Насилу тебе ноги подняла, да на грудь надавила, чтоб задышал.

Стёпка задумался.

— Значит, это злой дух был. Хотел помешать мне, однако.

Катька тоже задумалась.

— Значит, пёс твой всё-таки силу имеет. Мешает он кому-то. Вот его и хотели в тайге похоронить. А он, вишь ты, как-то выполз к твоей избе.

— Наконец-то я от тебя умное слово слышу, — довольно улыбаясь, сказал Стёпка. — Я ещё когда понял, что пёс необыкновенный! Когда увидел его полумёртвого, в снегу.

Катька хотела обидеться, но раздумала.

— А я видела мёртвого человека, — вдруг сказала она.

Стёпка округлил глаза.

— Убитого?

— А и нет! — торжествующе сказала Катька. — Большой чёрный человек. Пока мы с тобой камлали, он лежал, как неживой. А потом встал и пошёл!

— А может, это дух, который из мёртвого тела вышел, одежду прогрыз…

— Нет, Стёпка. Это не дух. Дух из него давно вышел, — одно тело осталось. Вот тело я и видела.

— И что же ты видела? — крайне заинтересованный, спросил Стёпка. Он знал, что женщины — самые сильные шаманы, сильней любого мужика.

— Видела, как он встал и пошёл. Руки вытянул, идет сквозь лес, деревья ломает. И всё повторяет:

— Найти пса! Найти пса!..

— А дальше?

— А дальше ты упал, хрипеть начал. Я и перепугалась. Помогать тебе бросилась.

— А чёрный человек?

— Не знаю, — задумчиво ответила Катька. — Не видела его больше.

Стёпка шибко задумался, так шибко, что весь лоб стал полосатым, в "рубчик", — от морщин.

За дверью послышался хриплый, с подвыванием, лай.

Стёпка и Катька молча поглядели друг на друга.

— Гости к нам, что ли?

Катька полезла к окошку. Ничего не разглядела.

— Сходи, Стёпка, посмотри. Может, лесной хозяин появился?

Стёпка накинул телогрейку, взял со стены ружьё.

— Заряжено?