После стольких лет принесения Милосердия Императора и извлечения из тел собственности ордена, Гордиан, наконец, решил остаться верным себе и произнес:

– Нет, только не он. Он будет жить… Апотекарий перехватил редуктор поудобнее, и, повернувшись, прошел обратно к платформе, на которой лежало распростертое тело капитана Тула.

— Пока его геносемя возвращается ордену, — сказал Гордиан, цитируя Кредо Апотекария, — космический десантник не может умереть.

Он поднес редуктор к груди Тула.

— Без смерти, — продолжил он, — боль теряет свою актуальность.

Апотекарий начал опускать редуктор к синюшной и покрытой кровоподтеками коже, собираясь войти в грудную полость Тула и извлечь драгоценное геносемя.

— Стой! — неожиданно раздался голос из-за спины, остановив его руку.

Гордиан повернулся. Технодесантник Мартеллус стоял у открытого входа в апотекарион, сверкая в полутьме глазными линзами.

— Каково состояние капитана Тула? — спросил Мартеллус, входя внутрь.

— Капитан для нас потерян, — сказал Гордиан, указывая на платформу и поднимая руку с редуктором так, чтобы технодесантник мог видеть ее. — Я собираюсь извлечь принадлежащее ордену.

Технодесантник Мартеллус подошел и встал рядом с ним, глядя на тело капитана.

— Возможно, — тихо сказал Мартеллус, — есть другой выход.

Далеко внизу под «Армагеддоном», на поверхности Меридиана, у выжженного его отделением девастаторов в окружающем ландшафте шрама, стоял сержант Авитус, оглядывая сквозь пламя передовые ряды тиранидсих сил вторжения.

— Сержант? — произнес стоящий рядом с Авитусом брат Бараббас. — Какие будут приказания?

Авитус смотрел на огромные орды тиранидов, беснующиеся всего в нескольких метрах впереди. Огненная просека, проложенная девятым отделением, все еще пылала достаточно горячо, чтобы поджарить ксеносов в их хитиновых панцирях. Сержант снял шлем и поднял руку в латной перчатке, чтобы почесать щеку в месте, где аугметика встречалась с плотью. Он знал, что зуд, скорее всего, был чисто психологического происхождения, но все равно нашел облегчение в этом жесте. Он

вспомнил битву на борту живого корабля флота-улья, случившуюся целую жизнь назад, и королеву норна, превратившую его грудь, шею и челюсть в кровавое месиво, с которым даже апотекарии ничего не могли поделать. Вид подступающей волны тиранидов вернул ему память о былой боли, так, словно все это произошло всего несколько часов, а не десятилетий, назад.

— Стойте, где стоите, — наконец ответил Авитус. — Огненный вал замедлит их, но не остановит. Наши приказы гласят, что мы должны сдерживать тиранидов здесь так долго, как только сможем, а затем отступить к следующему валу.

Авитус, Бараббас, Гаган и Сафир остались у огненной траншеи после ее завершения, в то время как братья Доу, Элон и Понтиус отступили и начали выжигать новую просеку на несколько дюжин километров ближе к Зениту. План состоял в том, чтобы две группы Кровавых Воронов, каждая из которых включает половину выживших членов девятого отделения, отступали скачками друг за другом, каждый раз прожигая новую огненную полосу прежде, чем противник захватит предыдущую, тем самым как можно сильнее замедлив продвижение тиранидов на запад. Учитывая, что до прибытия подкрепления в виде боевой группы капитана Анджелоса оставалось еще много дней, каждые дополнительные сутки, каждый дополнительный час, в который тираниды двигались медленнее, увеличивали шансы кого-то из тех, кто сейчас был в Зените, выжить. Однако, было совершенно ясно, что, хотя пылающие просеки и служили для замедления наземных сил ксеносов, для всех прочих тиранидов они не являются препятствием.

— Споровая мина! — крикнул боевой брат Сафир, когда осколочная споровая мина, запущенная мощным мышечным спазмом находящегося за огненной стеной биовора, со свистом устремилась на десантников сверху.

Траектория споровой мины несла ее прямиком на брата Гагана, который опрокинулся на бок, когда она взорвалась, разбрасывая во все стороны бесчисленные бритвенно-острые осколки твердой как сталь оболочки. Попавшие в Гагана осколки лишь слегка поцарапали керамит его брони, но угрозу представляли не только острые края шрапнели — благодаря заключенным в мине токсинам даже самые мельчайшие из фрагментов оболочки, вонзившись в тело, могли вызвать смертельную инфекцию и заражение крови. К счастью для Гагана, его доспех выдержал, по крайней мере, на тот раз, и он, снова поднявшись на ноги, ответил биовору выстрелом из своего мелтагана.

— Сверху! — предупредил остальных сержант Авитус, рывком подняв ствол тяжелого болтера.

Там был целый выводок горгулий, монстров с кожистыми крыльями и боевыми симбиотами — больше двух, или, возможно, даже трех десятков существ, вслед за которыми двигалось еще большее их количество. Они были похожи ни на что иное, как на гаунтов с широкими крыльями, как у летучих мышей, цепкими когтями и утыканными шипами хвостами. Горгульи являлись первой волной любого роя тиранидов — и не обращали никакого внимания на протянувшуюся внизу огненную полосу. Авитус и остальные открыли огонь по горгульям, обрушив «Адские огни» и жар выстрелов мелты на их кожистые крылья и крепкие панцири. Однако, хотя несколько тяжелораненых тварей закружились, падая вниз со свинцово-серого неба, остальные ответили огнем, посылая в Кровавых Воронов жуков-телоточцев и заряды биоплазмы. Одна из горгулий спикировала, пролетев настолько низко, что задела шипованным хвостом Бараббаса. Авитус попытался сбить ее, но «Адские огни» лишь бесполезно прошивали воздух вокруг твари — ее движения были слишком быстрыми и беспорядочными, и он не смог добиться ничего большего, чем одно или два попадания. Мутагенная кислота «Адских огней» уже поступала в организм этого чудовищного нетопыря, но, до того как погибнуть, он по-прежнему сможет стрелять из биоплазменного симбиота.