Глава 3. Школьные товарищи и ребята с нашего двора

В школу меня отдавать мама не спешила. Поэтому в нее я пошел, когда мне было девять лет. Записали меня в новую школу №46. Постройка этой школы к 1 сентября 1936 года не закончилась и поэтому с нами, первоклассниками, занимались в разных местах: в музыкальном училище на Пречистенке, в других школах во вторую смену, в библиотеке и т.п. Нормальные занятия в новой школе начались после новогодних каникул. Первую учительницу я не запомнил. А вот потом классным руководителем была Серафима Владимировна Харькова. Она была талантливым педагогом. Мама с ней тоже подружилась, и она бывала у нас дома после войны.

В 1937 году, после того как арестовали отца, я очень волновался, как пойду в школу, как к этому отнесутся ребята и учительница. К счастью, все прошло хорошо, все как будто этого и не заметили. Очевидно, это событие случилось не только со мной. Из одноклассников запомнились несколько человек: Ваня Куликов, с которым мы играли после уроков у меня и у него дома. Он жил в Денежном переулке, в доме, где сейчас Чилийское посольство. После войны я его не нашел, кажется, он погиб в Прибалтике. Друг к другу домой мы еще ходили с Володей Катышевым; после войны перезванивались с Колей Лаврентьевым, с которым вместе учились в начальной школе, но дружба не завязалась. Из девочек помню Светлану Лещенко, Нину Бабанову. Вместе с ребятами мы любили слушать по радио репортажи Вадима Синявского о футбольных матчах. И вот однажды, "О, чудо", один из маминых знакомых подарил мне билет на стадион "Динамо", на игру сборной СССР и Болгарии. После посещения стадиона я стал настоящим футбольным болельщиком.

В то время одной из лучших команд был "Спартак", поэтому мои симпатии обратились к этой команде, и остаются такими же по сей день. До сих пор помню довоенный состав футбольной команды "Спартак". В воротах стоял Жмельков, линию обороны занимали братья Соколовы, в нападении играли Семенов, Глазков, Протасов, Степанов и др. Особенно хочется отметить братьев Старостиных: Александра, Николая, Андрея и Петра Петровичей. Они сыграли важную роль в организации и укреплении команды и сами успешно играли. К сожалению, в 1942–1955 годах они подвергались необоснованным политическим репрессиям. В те годы в газете "Пионерская правда" печатали с продолжением главы из повести А.Н.Толстого "Гиперболоид инженера Гарина". Это был, по существу, первый детектив, который публиковался в СССР. Я с нетерпением ждал, когда в почтовый ящик опустят новый номер газеты, и взахлеб читал о событиях, разворачивающихся с инженером Гариным.

Самым большим удовольствием в мои детские годы было гулять во дворе дома. Клич со двора "Андрей, выходи гулять" – и мало что могло пересилить мое желание стремглав нестись по лестнице вниз, во двор. Лучшими моими товарищами были ровесники – Сергей Ионов и Коля Егоров. Дружба с ними продолжалась много лет, особенно с Сергеем, почти до его кончины. Среди девочек ближе были ровесницы Галя Каптель (двоюродная сестра), Таня Мамаева и Ира Полушкина. Развлекались с нами на равных ребята и помладше – Дима Егоров, Миша Таненбаум, Лида Новикова. Играли в прятки, мяч, снежки и др. Когда во дворе, в помещениях бывших конюшен, были дровяные сараи, то в них можно было спрятаться так, что никто и ни за что не найдет. После того, как в 1939 году в доме было сделано центральное отопление и сараи превращены в гаражи, прятаться стало труднее. Зато появилось другое развлечение – перестукиваться друг с другом по трубам отопления. Мы с Колей Егоровым жили друг над другом так, что перестукивались очень часто и были выработаны звуковые сигналы, обозначающие определенные действия. Много играли в мяч: лапту, штандер и пристеночные пятерочки и десяточки: в них, бросая мяч в стенку, надо было сделать определенные фигуры и затем поймать мяч. Играли также в салочки, классики (прыгать на одной ноге по нарисованным квадратам) и др. Зимой снег из переулка свозили во двор, и любимым занятием являлось сооружение снежных крепостей, снежных баб и просто играли в снежки. Новогодние елки до 1934 года были запрещены как религиозный обряд. Однако мама все же покупала и наряжала елку, но завешивала окно, чтоб с улицы никто не увидел, что у нас есть. В 1935 году лично Сталин разрешил праздновать Новый год и ставить новогодние елки.

Летом на Черном дворе (за домом) копали клумбы и сажали цветы, а потом их поливали. Очень любили прыгать рядом с дворником дядей Васей, который поливал тротуары и мостовую переулка водой из шланга. Он периодически направлял шланг на нас, и это вызывало бурю визга. Летом по дворам ходили старьевщики, которые в обмен за старое тряпье и еще что-то давали бумажные мячики на резинке и пищалки "уйди-уйди". Когда были поменьше, на праздники 1 мая и 7 ноября взрослые устраивали во дворе ребячью демонстрацию с флажками и выдачей кулечков со сладостями. Но летом двор пустел – большинство ребят уезжало либо на дачу, либо в деревню к родне, либо в пионерские лагеря.

Когда мы стали постарше, очень любили ходить в кино. До войны на Арбате было три кинотеатра: "Арс" (напротив почтамта), "Юный зритель", где сейчас военная прокуратура и "Наука и жизнь", рядом с рестораном "Прага". У меня осталось в памяти, когда на детском сеансе показывали кинофильм "Чапаев" и на экране появлялась Красная кавалерия, то весь зал вставал и что есть мочи орал "Наши, наши".

Глава 4. Коммунальная квартира в арбатских переулках

Из родильного дома меня привезли в квартиру №7, в доме тоже №7 по Большому Могильцевскому переулку, в районе улицы Арбат. В этом доме и в этой квартире я прожил очень долго – 44 года, так что есть что вспомнить. До революции этот дом принадлежал генеральше Пестель, которая сдавала квартиры внаем. После Великой Октябрьской революции почти все квартиры были переведены в разряд "коммунальных", в которых поселялось несколько семей. Для этого проводилось так называемое "уплотнение". Если до революции семья моего дедушки (М.М.Рябова) занимала все шесть комнат квартиры №7 и только члены семьи пользовались кухней и уборной, то после революции у семьи Рябовых и Левицких осталось только четыре комнаты. В остальных двух поселили семью Новиковых, состоящую из пяти человек, и семью Розенталь, в которой было три человека. Все они, естественно, пользовались кухней и уборной. Аналогичные "уплотнения" были произведены в квартирах: №5, в которой раньше жили только Мамаевы, в №2, где снимали квартиру Егоровы, в №3, снимаемой Тененбаумами, в №8, где проживали только Ключевские и т.д.

Жить в коммунальной квартире было неудобно и плохо. По утрам возникала очередь в уборную. В единственной раковине на кухне приходилось иногда умываться после того, как какой-нибудь человек из другой семьи стирал грязные тряпки. У каждой семьи стоял свой электросчетчик, лампа на кухне, звонок и почтовый ящик на входной двери. Этим подчеркивалась независимость и равность социального статуса каждой семьи.

Очень скоро все стали понимать, что жить в коммунальных квартирах неудобно. В них постоянно возникали скандалы из-за мелких неурядиц. Поэтому после войны (1941 – 1945), когда в Москве и в других городах СССР началось какое-то строительство жилых домов для простых людей, образовались многотысячные очереди за получением отдельных (для одной семьи) квартир. Люди в этих очередях стояли десятилетиями, поэтому и моя семья прожила в коммунальной квартире больше 40 лет.

Сейчас, в ХХI веке, появились в газетах публикации, что в Москве осталось не так уж много коммунальных квартир и, возможно, что к 70-летию победы в Великой Отечественной войне (2015) будет покончено с коммунальными квартирами. Дай Бог, чтобы эти благие намерения Московского правительства были осуществлены.

До войны в квартире имелось очень мало удобств, без которых в настоящее время люди не мыслят себе жизни. Отопление было печное. Во дворе были сараи, в которых хранились дрова, их надо было купить на дровяном складе в Оружейном переулке, привезти к дому, распилить и расколоть, для этого нанимали специального человека. Центральное отопление в дом провели в 1939 году.