Шрифт:
9 декабря. Теперь все дышат только Новым годом. Уже идет интенсивная подготовка. Сегодня будет собираться комиссия, которую выбрали для проведения вечера. В эту комиссию вошли Алешка Босик, Ванька, Андрей, Тамара Артамонова, Авка и я. Мы хотим сделать что-то необыкновенное. Я думаю, что у нас все получится. Поставим три пьесы. Патефон нам обещал военрук. Кроме того, мальчики ставят "Золотую розу" и отрывок из " Мертвых душ". Девочки танцуют три танца. Вообще, если мы сможем выполнить все задуманное, то будет замечательно. В интернат привезли шоколад. Может быть, будут давать по 200 гр.
14 января. Вот уже и 43-й год, как быстро летит время. Новый год встречали просто блестяще. Я, Авка, Андрей, Лешка и Женька 31-го, конечно, не ходили в школу, украшали комнату, елку, приготовили ужин, на котором было два пирожка, винегрет, кусок мяса, хлеб и 200 гр. шоколада. Поставили восемь столов буквой П, накрыли их простынями, поставили всем "приборы", разложили карточки, салфетки. Самодеятельность оказалась очень богатой и разнообразной. Первое отделение было до 11 часов, потом танцевали, играли в почту. В 11 часов 45 минут пришли Снегурочка с Дедом Морозом (Ирка с Буробиным) и всех ребят пригласили к столу. Войдя в эту комнату, ребята были просто ослеплены. Никто не ждал такого порядка, накрытых столов и убранной комнаты.
Ровно в 12 часов А.И. на миске отбила 12 раз, потом запели Интернационал, Зинаида Алексеевна (директор) поздравила всех с Новым годом, начались тосты. Я провозгласила тост за т. Сталина. За столом А. продолжил программу вечера. Потом танцевали, играли в разные игры, в промежутках продолжалась самодеятельность. Вечер кончился в 7 утра".
Из дневников Симы и моих воспоминаний следует, что в военные годы, в глубине Пермской области, в интернате эвакуированных из Москвы ребят, мы с ней обратили друг на друга внимание. И это, безусловно, стало прелюдией к нашему дальнейшему сближению, любви и женитьбе в 1949 году. Однако в 1942 и 1943-м годах я и не мыслил дальнейшего сближения с Симой, так как она была старше меня на полгода, училась в школе на класс выше и, конечно, была более развитой во всех отношениях, что естественно для девочек по сравнению с ровесниками-мальчиками. Поэтому тогда я считал, что для меня она недоступна и о сближении с ней не помышлял. В последующих главах читатель узнает, как развивалась наша любовь с Симой. Хочу заметить, что, читая Симины дневники при написании этих мемуаров, я убедился в правильности народной мудрости "что не мужчины женятся на ком-то, а женщины выбирают за кого выйти замуж". В подавляющем большинстве известных мне браков этот тезис является правильным.
На нашу жизнь в интернате и, особенно, на настроение мальчиков большое влияние оказывали дела на фронтах Великой Отечественной войны. Победа наших войск под Сталинградом была встречена в интернате с большим воодушевлением. К тому же среди ребят поговаривали о том, что в скором будущем предполагается возвращение старшеклассников в Москву для поступления в ремесленные училища. Такое мероприятие тоже было нужно для общей цели - победы над фашизмом. Этот слух подтвердился в середине марта. Старшие ребята едут в Москву с условием поступления в ремесленные училища. Тем ребятам, в том числе и мне, которые учились в 7 классе, решили досрочно выдать аттестаты за семилетку. В дальнейшем, мне этот аттестат очень помог поступить в техникум. Младшие ребята и их воспитатели оставались в Екатерининске, в том числе и моя мама. Так что, я ехал в Москву в полном смысле один, а у всех других ребят в Москве были родители.
Мама оставалась в Екатерининске еще и потому, что к ней ехала из Челябинска племянница Галя. Ее мама (моя тетя –Таня) после ухода немцев из города Скопина нигде не могла устроиться там на работу. В это время в Скопине умерла бабушка – Мария Владимировна Рябова. Узнав, что вербуют желающих поехать на стройку теплоэлектростанции в г. Челябинск, тетя Таня подала заявление, получила подъемные деньги, какое-то питание, и они с Галей в конце 1942 года поехали в Челябинск. К физической работе тетя Таня была совершенно не приспособлена, она отморозила ноги и руки, началась гангрена и она 31 января 1943 года умерла в больнице. Галя осталась одна, ей помогли купить билет до станции Верещагино с тем, чтобы она ехала к своей тете - Маше (моей маме). Ехала она довольно долго, доехала одна до села и была зачислена в интернат. Но прибыла она в интернат уже после отъезда старших ребят в Москву, так что мы с ней разминулись.
Из Екатерининска мы уехали 27 марта под гармонь, на 20-ти подводах. Несколько дней до этого собирали вещи. Главное было увезти побольше продуктов, так как в Москве были карточки, по которым продавались продукты. Мама в соседней деревне сменяла какие-то носильные вещи на масло и еще что-то. Кроме того, интернат выдал какие-то продукты на дорогу. Уезжал я с радостью, очень хотелось вернуться домой в Москву: там меня ожидала самостоятельная жизнь.
Глава 7. Возвращение в Москву
В Москву из Верещагина мы приехали 1 апреля 1943 года на Курский вокзал. Все спустились в туннель, чтобы ехать в метро, и увидели незнакомую нам картину: как искалеченные на войне солдаты торгуют папиросами поштучно. Мы тогда считали себя уже завзятыми курильщиками и купили папиросы "Пушка", закурили, и у меня в голове все поплыло. В Екатерининске мы курили слабую махорку, да еще с паклей. Пришлось присесть на чемодан, так как идти я не мог, но, к счастью, по молодости, это быстро прошло, а на будущее я получил урок, но курить тогда не бросил.
С вокзала я ехал вместе с Лешей Босиком к нему домой. Об этом договорились еще в Екатерининском с его матерью Ириной Сергеевной. Такая необходимость была вызвана тем, что в наших комнатах в Большом Могильцевском переулке жили другие люди. Об этом сообщила нам тетя Лида (папина сестра), которой мама регулярно посылала деньги для оплаты нашей квартиры, и она исправно оплачивала счета за квартиру. Однако домоуправление все же сочло возможным вселить в наши комнаты посторонних людей. Передо мной стояла весьма сложная задача: освободить наши комнаты от чужих людей и, естественно, на это требовалось время и немалое.