Шрифт:
Заровняв могилу, ее приготовили для приема тела Вильгельма. Святой отец сослужит Зигмару последнюю службу — он станет вечным стражем графа-вампира.
Феликс ожидал слез, но излияние горя на Соборной площади не могло сравниться ни с чем, что он когда-либо видел. Вдоль улиц выстроились истерически рыдающие люди. Среди всхлипываний и икоты слышались приглушенные голоса:
— Он нас спас.
— Без него мы жили бы во тьме.
— Ты должен верить… Должен… Зигмар послал его, чтобы спасти нас.
— Он всегда смотрел на тебя так, словно видел твою душу.
— Он был особенный. Такого, как он, больше нет.
— Говорю тебе, он совсем не человек — это был сам Зигмар.
— В темные времена он светил нам как маяк!
— Он был светом нашей жизни.
— Он наш спаситель.
И все это было для них в известной степени правдой. Феликса не удивили высказывания о святости верховного теогониста. Замечательное завершение величайшей аферы всех времен. Он продал чудо целому миру — и мир купил его.
Некоторые горожане завернулись в знамена Альтдорфа и стяги Зигмара, другие тихо сидели на брусчатке, плача в открытую, словно потеряли лучшего друга. Феликс протискивался между ними, прокладывая себе путь к боковым дверям собора, — не через ворота же ему идти.
На стук открыл молодой послушник, очевидно ожидавший вора, кивнул и пригласил его внутрь.
— Причетник в подземелье, беседует с… э-э… пленным. Капитан Гримм еще не вернулся с поля, он отправился обследовать палатки вампиров. Не желаете выпить, пока ждете? Погребение состоится через несколько часов. Вы, конечно, можете присутствовать в капелле.
Послушник зашагал по холодному коридору, жестом пригласив Феликса следовать за собой. Собор оказался удивительно скромным, в обстановке не чувствовалось ничего показного. Золотая отделка или бархатные занавеси, которые обычно так любят священнослужители, здесь отсутствовали. Простота, доходящая до аскетизма. Место для поклонения, без всяких ловушек материального мира. И Феликсу это понравилось. Прекрасное отражение личности верховного теогониста. Непритязательность. Близость к земле. Конечно, фасад собора, его официальный лик, был совсем иным, но здесь, в глубине, вдали от взглядов прихожан, более всего чувствовалась рука Вильгельма Третьего.
— Он был хорошим человеком, — произнес Феликс в спину послушника.
— Да. Он умел слушать. Внимательно слушать. По-настоящему внимательно.
— Я сожалею о вашей потере. И это действительно было так.
— Мы не скорбим о его уходе, мы радуемся времени, которое делили с ним.
Юноша провел Феликса в маленькое помещение, которое с большой натяжкой можно было назвать комнатой. Здесь стояли деревянный стул, столик и кувшин с водой. Феликс невольно улыбнулся: похоже, его пригласили в келью кающегося грешника.
— Ждите здесь.
И Феликс остался один. От нечего делать вор углубился в размышления.
Последние дни выдались напряженными. Он узнал о себе кое-что, что оказалось не слишком приятным.
Чуть погодя Феликс услышал шаги, и коридор осветился колеблющимся светом свечи. В дверях показался человек, длинная тень которого тянулась в глубину комнаты. Он был в официальной мантии духовенства и был, похоже, не очень доволен тем, что его оторвали от того, чем он занимался, — чем бы он ни занимался.
— Да?
Лаконичность вошедшего слегка сбила Феликса с толку. Он ожидал, что придет, ему заплатят, и он уйдет. В конце концов, бизнес есть бизнес.
— Я пришел за платой.
— О чем это ты лопочешь, парень?
— Мне обещали прощение и деньги. Я пришел за ними.
— Это какая-то шутка?
— Да нет. Меня… э-э… нанял верховный теогонист для одной работы. Свою часть сделки я выполнил и теперь хочу, чтобы вы выполнили свою.
— Не знаю ни о каких сделках. Наш благословенный брат не якшался с ворами.
— Нет, он прогуливался рука об руку с Зигмаром. Да, да, знаю, я подонок. А теперь отдай мне мои деньги, жрец, договор есть договор. Где причетник?
— Он задерживается, а тебе, полагаю, пора уходить. Что бы ни связывало тебя в твоем воображении с нашим возлюбленным святым отцом, сегодня твое присутствие здесь излишне. Прощай.
Феликс рассвирепел. Он вскочил, опрокинув стул.
— Я так не думаю, жрец! Сделка есть сделками я намерен получить плату, с твоего благословения или без него! Ты ведь знаешь, кто я, так? — Его губы скривились в мрачной пародии на улыбку.