Шрифт:
Как мне жить? – думал В-152, глядя вслед. Воспоминания текли пластами, плотно слоились, накладывались, переплетались: они с В-153 мчатся над облаками, небесная лазурь, солнечные отблески на молодой чистой стали, они хохочут, толкают друг друга, кувыркаются, ветер посвистывает в стабилизаторах. Они пробрались к городской электростанции, затаились в осиннике, замкнули руки на гудящие щекотные провода и напитываются энергией, прыская и зажимая друг другу рты, какой у неё рот! яркий, чёткий, смело очерченный. Она смазывает его суставы тонким ароматным маслом, касания её ласковы, упоительны… а потом он поворачивается и подключает коннектор, глубоко-глубоко, в её нежное нутро, в жаркий реактор, и свет белеет, становится ослепительным, и она пронзительно смотрит, сжимая его плечо. Они несутся в гущу летучих танков, и он чувствует в себе небывалую силу, и готов ради неё уничтожить весь мир, но их так много! Сплошным покровом облепляют её, кромсают клешнями, она теряет высоту, а он стремится к ней, и кричит, и борется за каждый сантиметр, огонь, дым, взрывы, удары, скрежет, но летучих танков слишком, слишком много. Невыносимое воспоминание, парализующее.
2. В сборочном цеху
Всю жизнь вместе с ней, короткую, но всю.
Был только небольшой период, когда он её не знал – сборочный цех. Сначала быстро-быстро тикающая темнота, когда его процессоры подключили к питанию, потом постепенно ощущаемые члены: руки, ноги, торс, двигатели, боекомплект. Потом свет и звук: пространство, движущиеся объекты вокруг. Потом в него вставили память, дали ток, и предметы получили имена и смысл. Улыбка дяди Саши, обтачивающего напильником последние заусенцы на его лобовых локаторах, задравшийся свитер Миши, по пояс погрузившегося в сплетения проводов и привинчивающего радиатор транзистора – ой! винтик на пол полетел! – и Миша бежит за винтиком, тот весело скачет, скачет и останавливается, описав игривую завитушку. Пыльные окна на высоком потолке цеха, станки, стружка, смазка. Родной Тракторный завод.
Над В-152 работали в две смены, а ночью уходили, оставался только Миша в каптёрке. Миша звякал кастрюлькой, заваривая лапшу, слушал радиоприёмник, а в полночь обходил цех, вешал на ворота замок и укладывался спать. Становилось темно, скучно, и В-152 пытался развлечься: включал инфракрасное видение и разглядывал выступавшие из тьмы инфернально-багровые контуры станков, ковырялся пальцем в реактивном сопле, выуживая комки пыли, и перегружал гироскопы, от чего кружилась голова, и захватывало дух, как будто падаешь с высоты. Миша просыпался, зажигал свет и выходил из каптёрки, зевая.
– Ты чего шалишь, Ваня? Не спится?
– Уууу! – В-152 на секунду запускал двигатель, и Мише в лицо пыхало тёплым воздухом. – Миша, пошли погуляем! Что мы здесь сидим? Я тебя покатаю!
– Нельзя, нельзя пока, ты ещё не собран до конца. Вот дособираем вас, и вывезем на полигон, вот там уж нагуляешься!
– Нас? Кого нас?
– В соседнем цеху ещё одного собирают, боевого робота, такого же, как ты.
– Миша, а почему ты такой маленький? Кто тебя собирал, мурашки?
– Сам ты мурашка! Меня вообще не собирали, я у мамы родился в животе. У нас, у людей, всё по-другому. Эй, не трогай меня! Пусти! Сломаешь сейчас, я же хрупкий!
– А зачем вы меня собрали, Миша?
– Специально. Чтобы ты был большой и сильный, и защищал отечество от врагов! Мы тебя собрали, а ты нас теперь люби.
– Хорошо. А скоро на полигон?
– На следующей неделе.
– А вон там что?
– Это трактор, он ездит.
Миша тёр глаза и хотел спать. Он погасил свет и снова улёгся, а В-152, выждав полчаса, повернул голову и шёпотом заговорил с трактором. В лунном свете лицо трактора казалось одухотворённым, но он не понимал ни слова и молчал, поблёскивая стеклянными фарами.
3. Не шевели пальцами
В соседнем цеху? Похожего на меня? Соседний цех был сразу за стеной, туда вела дверь, подвешенная на куске толстой резины. Посмотрю, хотя бы одним глазком. В-152 выкрутил из глазницы видеокамеру, нацепил её на палец и медленно-медленно, бесшумно пополз рукой к двери. Кажется, Миша её не запирал. А если там дежурят люди? То они тоже спят, – отвечал он сам себе. Дверь туго поддалась, отворилась, на толстой резине проступили продольные трещины. Темнота. На потолочные окна в этом цеху нападало осенних листьев, и они не пускали луну внутрь. В-152 включил инфракрасный режим, но машины и станки уже остыли, их силуэты еле-еле багровели во мраке. Натыкаясь и петляя, он продвигал руку вперёд, и, наконец, достиг свободного пространства.
Вот оно! Покоясь на невидимом помосте, над полом парила стройная и мощная фигура, сдержанно пульсирующая красным. Он подвинулся ближе, поднялся, рассмотрел. Тонкие ноги на изящно выпуклых шарнирах, нежный живот, тяжёлая грудь меж ровных плеч, грациозная голова на высокой шее – удивительная гармония форм так взбудоражила В-152, что он задрожал. Где тут у них свет? Зажгу! Хочу видеть в красках! Но в этот момент фигура почувствовала его взгляд и повернула лицо:
– Ты кто?
Как мелодично!
– Меня зовут В-152, или Ваня. Я защитник отечества, – ответил он и тут же понял свою оплошность: его голос звучит не в том цеху! Глаз здесь, а рот там! Сейчас снова проснётся Миша!
Он змеёй скользнул назад, в свой цех, торопливо выкрутил изо рта динамик, нацепил на палец и снова пополз. И тут же застыл на месте, увидев наблюдающего за ним Мишу. Миша улыбался. Да ладно, ладно, чего ты, иди общайся, только тихо. И не сломай там ничего! И, неразборчиво ворча, Миша вернулся в каптёрку. В-152 вздохнул от облегчения – вот есть же настоящие друзья!