Фиденца Вилидж оказался совсем не большим магазином, как представляла Вера, а целым городком. Они подолгу простаивали у витрин, обсуждая цвета и формы моделей, заходили внутрь, вдыхали запах, перебирали длинные пёстрые ряды. Вере нравилось наряжать Мишу, на его идеальной фигуре выглядели гармонично любые вещи. Вместе в примерочной, за плотной шторой, оглаживать джемпер на мощном животе, повернись ко мне – поцеловать – надень вот эти джинсы, нет, не натягивай до шеи, спусти чуть пониже. Миша охотно одевался-раздевался, и ещё более охотно, без устали, одевал её: приносил ей размер чуть больше или чуть меньше, отдёргивал шторку, пройдись, не стесняет движения? А теперь спиной. Какая ты красивая! Вероника переводила, хлопала в ладоши, когда платье сидело, а для себя выбрала себе сумку в пастельные квадратики и бежевые замшевые сапожки.

14. Саша

Они вернулись домой с огромными мешками подарков для родных и друзей, с неисчислимыми гигабайтами фотографий, с любовью, крепкой, как скала. Снова потянулось радостное и торжественное ожидание. Уходя на работу, Миша осторожно, чтобы не разбудить, гладил её по волосам, но она уже не спала, подсматривала из-под приоткрытых век, как он завязывает галстук, а в последний момент подбегала к нему, целовала много-много раз и махала рукой на прощанье. Возвращалась в постель. Лёжа на белоснежных простынях и лаская собачку, прислушивалась, как на кухне на цыпочках хлопочет служанка, прислушивалась к себе, к таинственным течениям внутри.

УЗИ показало, что будет девочка. Миша восхитился – да, да, именно о девочке я и мечтал! Мальчик, конечно, тоже хорошо, но девочка – это просто верх блаженства! Я уже люблю её! Миша всхлипнул в трубку от наплыва чувств, бросил все дела и приехал домой. Они любили друг друга, а потом до глубокой ночи выбирали имя – перерыли все словари и сайты, вспомнили и обсудили всех знакомых, мечтали, какой она станет и какой бы им хотелось её видеть. Наутро решили: назовём Сашей. Пусть она будет немножко не такая, как все, пусть у неё будет женская красота, мужская сила и мудрость Сан Саныча, нашего мастера го.

Миша оплатил лучшую клинику в городе, поговорил лично со всеми врачами и сёстрами, но до последнего дня не хотел отпускать Веру из дома. Под окнами круглосуточно дежурил шофёр с заведённым двигателем, а Миша взял небольшой отпуск, готовил ей фруктовые смеси и читал вслух Толстого.

Саша родилась очень легко, совсем не так, как ожидала Вера. Конечно, было больно, но терпимо и недолго, и она даже удивилась – уже всё? Три триста шестьдесят – волшебные цифры! Тяжёленькая, с чёрными волосиками, вот ты какая, моя Саша. Миша пришёл в голубом халате и принёс огромный букет нарциссов, где только взял в такую пору, врач хмурился, но Миша успокоил его, сказал, что никакой аллергии не будет, и не было. Дома уже ждала новенькая синяя коляска, длинный ряд трогательных маленьких одёжек, белых, розовых и умилённые до слёз в глазах мама и свекровь.

А в годик с небольшим у Саши появились три розовых пятнышка и небольшая температура, и доктор сказал, что ветрянка, и Вера обеспокоилась страшно, но на следующий день пятнышки прошли без следа. А Вероника, где же Вероника, я совсем о ней забыла, и в какой момент она исчезла, но ей конечно уже давно пора, людей так много, она и без того очень старалась, так долго была со мной, разве я заслужила такое счастье?

1. Долой

ДО-ЛОЙ! ДО-ЛОЙ! – скандировала толпа, текла густой массой по тротуару проспекта. Цепочка демонстрантов поднимала длинное белое полотно, на котором пока неразборчиво в складки красным – и гулкий бас справа: «свободу народу!» Василий повернулся туда, знакомый голос, но лица мелькали, перемешивались. «Долой» угасло, и нарастало, раскачивалось новое: СВОБО-ДУ! НАРО-ДУ! Василий тянул голову вверх, рассмотреть, и вот, наконец, полотно развернулось: ПОЗОР ПРАВИТЕЛЬСТВУ. Отлично, молодцы! Сейчас выйдем на площадь и тоже. Шорох тысячи ног по асфальту, гневный рокот. Вот она, свобода! Мощной волной вперёд, плечи друзей вокруг. Михай шёл справа, в низко надвинутой шапке, жуя вечную резинку, Санчос, крича яростным ртом и супя брови, выбрасывал вверх кулак в ритме шага.

«Граждане, сойдите с проезжей части! Сойдите с проезжей части!» Важный мент с громкоговорителем, ноги навыворот. Сойдите с проезжей части! Урод. А на что эта проезжая часть? Чтобы вон те зажравшиеся могли прокатиться? Огромный кремовый лимузин медленно проехал мимо. Как можно жениться, когда в стране такое творится! Мажоры проклятые, на всё им наплевать, папенькины сынки. А вот и автозак, болотно-зелёный, мрачный, вражеский. Из автозака выпрыгивали омоновцы в шлемах, пружинили на высоких ботинках, как в спортзале. Решётчатые щиты в ровную линию. Говорят что-то друг другу, смеются, на расслабоне.

Площадь близко. Михай, держи конец, Санчос, разворачивай, разворачивай! Соседи помогли, даже не глядя, что там. На доверии, плечом к плечу, спиной к спине. ПРЕЗИДЕНТА В ОТСТАВКУ. Подняли, понесли, надувается ветром, как парус. Вперёд, на барьерный риф! Михай шагнул с тротуара, Василий за ним. ДО-ЛОЙ! ДО-ЛОЙ! Толпа вылилась на центр проспекта, разжижилась. Михай, смотри, ещё автозаки! Омоновцы выскакивали, как чёрные пауки, уже без расслабона, окружали. «Граждане, митинг не санкционирован и должен быть прекращён! Прошу вас разойтись, вы мешаете движению!» Крик справа, ну вот, началось, теснят! Люди! Люди! Убивают! Свист. Менты, вы что, против своего народа? За воров-чиновников? Продажные твари! Взмахи дубинок, бегущие люди, кто-то упал, кого-то тащат. Санчос начал сматывать транспарант, но уронил, нагнулся, схватил, на него мент, тащи сюда, Михай! Мент зацепился за плакат, полетел на асфальт, Санчос подскочил и с размаху засадил ему ногой в голову. Ещё, ещё! Ты что, сдурел, Санчо, уходим!