— Да, я видела ее там. Как она обожает находиться в центре внимания! Но ее там уже нет.

Джеффри нахмурился:

— Здесь жарко, возможно, даже для нее. Эдна хотела, чтобы я открыл окно позади тех занавесок. Наверное, я так и поступлю.

Они начали проталкиваться через толпу, так и не заметив Мэйбел Престон, подошедшую к ним ранее и слышавшую каждое слово. Когда они прошли, она сумела открыть дверь и выскочить наружу. Слова Эсме Трент звучали в ее голове — такие жестокие, злые и несправедливые слова. Это ведь неправда, не может быть правдой! Эти слова продиктованы только завистью и злостью. Но в голове у Мэйбел что-то пульсировало, слезы текли по лицу и смывали косметику. Она не могла вернуться и остаться здесь тоже не могла, ей не хотелось, чтобы ее видели. Кому-то придется за ней прийти.

Мэйбел Престон дошла до конца коридора и стеклянной двери, которая вела в сад. Какой здесь свежий воздух! Именно это и было нужно, ей ведь хотелось спокойно погулять в саду, пока она не услышала оскорбительные слова той женщины. Но нужна шаль. Черно-желтое платье было из тонкого крепдешина. Здесь, перед дверью сада, находилась раздевалка, и Мэйбел увидела пальто, которое Адрианна собиралась ей отдать, пока Мэриел, та самая девочка, не устроила из-за него скандал. Теперь оно висело там, великолепное пальто с черно-белыми квадратами и зеленой полосой, поразившей ее воображение. Мэйбел никогда не видела ничего более шикарного. Поэтому она надела пальто и вышла в сад.

После душной атмосферы гостиной Мэйбел почувствовала, что голова ее проясняется. Миссис Престон сама не знала, куда идет. Наверное, она действительно перебрала с этими напитками, а может быть, все дело только в той комнате, где миссис Трент оскорбила ее. Мэйбел спросила себя, кем эта женщина могла быть, потому что она вела себя так, словно всю жизнь вертелась в светском обществе. Мэйбел Престон покачала головой. Несмотря на такие манеры, миссис Трент не была леди. Ни одна леди не позволит себе такие оскорбительные выражения. Мэйбел шла медленно. Пока она не придет в себя, в комнату не вернется.

Миссис Престон открыла замок маленьких ворот и прошла в цветник. Когда ее глаза привыкли к темноте, Мэйбел заметила, что она почти подошла к пруду. Здесь было так тихо, так спокойно. Неподалеку стояла скамейка. Она подошла к ней, села и устало закрыла глаза.

Когда Мэйбел их снова открыла, стало еще темнее, поэтому она не сразу поняла, где находится. Было что-то пугающее в этом — проснуться в подобном месте ночью. Миссис Престон встала и немного постояла, вспоминая, что с ней случилось. Было очень жарко… Она выпила… больше, чем нужно… А затем Эсме Трент оскорбила ее… Но теперь все было в порядке. Она пришла в себя, и ей больше не душно. Так глупо было заснуть здесь.

По телу пробежала дрожь, и Мэйбел переступила ногами. Внезапно позади себя она увидела яркий лучик света, должно быть, от фонарика. Лучик заскользил по ее великолепному пальто, осветил яркую изумрудную полосу. Она немного удивилась, но не успела даже повернуть голову или вскрикнуть.

Звук двигателя последнего автомобиля, покидавшего владения мисс Форд, стих вдали, и Сэм Болтон пошел к домику. Он состоял при садовнике и помогал принимать автомобили и отвозить их на стоянку. Все его мысли сейчас вертелись вокруг тайного ухаживания за Мэри Робертсон, и если бы это узнал ее строгий отец, то немедленно бы запретил им видеться. Робертсон был не только главным садовником, но и самым настоящим диктатором. Его запреты немного надоели Мэри, но она сказала Сэму, что не может пойти против родительской власти открыто. Кроме того, отец искал для своей дочурки более выгодного жениха, чем Сэм, который хоть и был отличным парнем, трудолюбивым и веселым, но за душой не имел ни шиллинга.

Поэтому Сэму и Мэри приходилось ждать, когда ее отец уйдет в бар «Белый олень», чтобы пропустить пару-тройку стаканчиков пива и сыграть в карты. Получив разрешение от миссис Робертсон погулять не больше часа, они вышли.

Решив сократить себе дорогу, молодые люди решили пойти через кустарники, доходившие до цветника у пруда. Мэри взяла с собой фонарик, но они были хорошо знакомы с этими местами, и он им не требовался. В теплые вечера влюбленные сидели на скамейке у водоема, а если становилось холоднее, то в беседке.

Они подошли к пруду поближе и стали смотреть, как в нем отражаются звезды. Из-за слабого ветерка по воде шли легкие волны. Однако, казалось, им что-то мешало. Посветив фонариком, Мэри испуганно прошептала:

— Сэм, там что-то есть!

— Где? — Его рука напряглась.

— Здесь! Сэм, в воде кто-то есть! Я вижу, там кто-то есть!

— Дай мне свой фонарь.

У Мэри дрожали руки, и она не сразу смогла выполнить просьбу Сэма. Наконец, когда фонарик попал в его руки, он направил свет в ту сторону, куда показала Мэри. Она пронзительно закричала. Фонарь осветил знакомый всем узор — черно-белые квадраты с зеленой полосой. Сэм почувствовал, как внутри у него что-то перевернулось. Фонарик выпал из его руки и покатился.

— Там госпожа! О боже мой!

Мэри схватила его за руку.

— Не делай ничего, не трогай ее! Ты не должен ее трогать. О, Сэм!

У Сэма Болтона был свой взгляд на эти вещи. Он упрямо сказал:

— Я должен вытащить ее из воды.

Мэри продолжала держать его за руку.

— Нам нужно уйти отсюда. Никто не должен видеть нас, ты понимаешь это?

— Нет, мы не можем так с ней поступить, — ответил Сэм.

Мэри не знала, какая внутренняя сила скрывалась в нем. Она отпустила его руку, отошла подальше в сторону и оперлась о деревянную беседку. Ногой Мэри нащупала упавший из рук Сэма фонарик. Она подняла его, пощелкала кнопками и включила. Лучик света снова осветил поверхность пруда. Кто бы там ни находился, он явно был мертв. Человек не может оставаться живым, находясь в таком положении. Это понимание испугало ее саму. Мэри молча смотрела на то, как Сэм вошел в воду, наклонился, поднял утопленницу и вынес ее на берег. Услышав глухой стук падающего тела, Мэри потеряла остатки самообладания и, закричав, побежала к дому.