Снег этой весной и сойти-то толком не успел, а в доме напротив уже засуетились. С крыльца своего дома Игорь наблюдал за тем, как выходит на улицу Татьяна, прилаживает к стене хлипкую деревянную лестницу и, забравшись на верхнюю ступеньку, начинает водить по стеклу смоченной в воде тряпкой. Дочка ее, нелюдимая и словно немая, держит в руках таз с теплой водой.
Лана Кузьмина
Пока жива память
Снег этой весной и сойти-то толком не успел, а в доме напротив уже засуетились. С крыльца своего дома Игорь наблюдал за тем, как выходит на улицу Татьяна, прилаживает к стене хлипкую деревянную лестницу и, забравшись на верхнюю ступеньку, начинает водить по стеклу смоченной в воде тряпкой. Дочка ее, нелюдимая и словно немая, держит в руках таз с теплой водой.
Пестрым татьяниным халатом играет ветер, приподнимая подол и оголяя стройные ноги еще не старой женщины.
– Холодно сегодня!
– кричит Игорь на другую сторону улицы. Девочка бросает на него недовольный взгляд, а Татьяна, обернувшись, улыбается:
– Так ведь Пасха скоро, - отвечает она на незаданный вопрос, - как на Пасху-то с грязными окнами?
Да помнит он все, помнит. Через неделю — Вербное, потом — Пасха, а еще через неделю — Красная горка. Ну, а после — его дни, его работа, его предназначение. Не знает, дуреха, что по ней, по ее будничным привычкам меряет он свою жизнь. Что не доверяет давно календарям, а только ей одной. И мысли все о ней, ей душа заполнена. А у нее свое, сокровенное.
«Сумасшедшая», - говорят в деревне, пальцем у виска крутят, обходят стороной. И только Игорь понимает. Потому что сам такой, «сумасшедший». А, может, потому, что любит.
Вот Лена его, совсем другая была. Городская, гордая. На огород ни шагу и в доме лишний раз не приберется. Разве что готовила так, что пальчики оближешь. Книги любила очень. Сядет у окна, раскроет томик и до самого вечера листает страницы. А он смотрит на ее тонкий профиль, на непослушные темные кудри и кажется ему, что век готов любоваться. Но в душе-то всё равно Татьяна. Навеки поселилась. Только что он мог сделать, если она Витальку, друга его, выбрала?
Теперь вот и Лена на деревенском кладбище покоится, и Виталька пропал ещё во вторую чеченскую. Кажется, ничего не мешает. Да только ждёт Татьяна. Похоронки ведь не было. Потому и сумасшедшая. Никто в деревне не понимает. А Игорь понял. И ещё больше полюбил. Она ведь ни с кем, хотя претендентов косой коси. Татьяна-то красавица. А она всех женихов спровадила, взяла в детском доме девочку и так и живет с дочкой вдвоём, особняком от всех. Разве что к Игорю прибегает, если беда какая приключается.
Шесть лет назад ввалилась в дом, натащила снегу, задыхается.
– Там ребятишки в интернате мёрзнут. Дров у них совсем мало. Да и толку нет от тех дров — в стенах щели с руку. Всё насквозь промёрзло!
Собрали тогда народ, пошли всей толпой. Решили ребят по домам разобрать, пока морозы не стихнут.
– А Вы это с какой целью детей к себе заманить хотите?
– директор в валенках, в тулупе, шалью замотана. Лицо синее. Видно и сама мучается.
– У нас всё хорошо. А что прохладно, так зима на дворе.
– Зинаида Юрьевна, - вышел вперёд Игорь.
– Зачем врать, сами озябли. Ничего мы ребятишкам не сделаем. Поживут в домашнем тепле, отогреются. Кому ж хуже?
– Ничего не знаю. У меня инструкции, - Зинаида закашлялась.
– Не положено просто так в чужие руки... а за Вами, Игорь я давно присматриваю. Любите Вы ребятишек. Только вот какой любовью ещё не известно. Времена сейчас страшные, а в вашем сарае им словно мёдом намазано. Чем интересно Вы там занимаетесь?
Игорь даже покраснел от возмущения.
– Да они там вещички разные мастерят! Из дерева, веток, хлама ненужного, - не выдержала Татьяна.
– Всё интересней, чем по улице шляться!
– А Павликом зачем интересовались?
– Усыновить хотел, - вздохнул Игорь.
– Очень он мне приглянулся.
– Приглянулся он ему!
– усмехнулась Зинаида.
– Ты женись сначала, дом обустрой.
– Татьяне же отдали девочку.
– Татьяна — женщина приличная. А у тебя неизвестно какие наклонности!
Так и ушли ни с чем. Ещё две недели стояли морозы, крепче прежнего. Расширили они кладбище. На семь детских могилок. Среди них — Павлик. А в которой не поймешь. Кресты расшатаны, имена на табличках небрежно написаны, полустерты.
Игорь как увидел эти могилки, рассердился. Переделал кресты, расшифровал надписи. Потом пошёл по кладбищу и столько заброшенных холмиков отыскал, что в душе похолодело.
«И меня также забудут, - пронеслось в голове, - затопчут последнюю память. Будто и не жил вовсе».
С тех пор и началась его работа. Каждый год — ставить кресты, поправлять памятники, полоть траву, красить оградки. За всех. За тех, кто не смог придти, потому что сам лежал неподалеку, за тех, кто не захотел, увлекшись суетой жизни и вычеркнув из памяти усопшего. За всех людей на земле, ведь каждый однажды ощутил боль потери. А главное — за себя. Ведь не смог бы спокойно жить, зная, что столько душ позабыто-позаброшено.