Лицо у крикуна было щекастое, но бледное, с почти белёсыми бровями и ресницами, волосёнки светлые и жиденькие, и весь он напоминал рыхлое дрожжевое тесто, пытающееся сбежать из кадушки. В роли кадушки выступал костюм: слишком яркий, слишком помпезный. За таким костюмом его обладателя было практически не видно. Если он и раньше ходил в чём-то подобном, то я скорей запомнила бы именно костюм, а не лицо.

Кстати, дикое сочетание цветов действительно выглядело знакомо. Господин Филак, Таинский градоправитель, помнится, любил так одеваться. Но уж его-то я опознала бы без проблем, да он и старше. А этому типу было едва ли больше двадцати.

— Ну да, конечно, строй из себя светскую даму, — продолжал кипятиться он. — Но я то всё помню! Уж больно у тебя рожа приметная.

Я скрипнула зубами от безысходности. Очень хотелось вмазать кулаком прямо по щекастой физиономии, но не затевать драку прямо перед городскими воротами. Особенно когда у противника отряд телохранителей, а у тебя ворох срочных дел и свежих травм.

Ксанка, верно угадав мои эмоции, ухватила меня за руку и осторожно потянула за собой. Глюк пока не вмешивался, но наблюдал за происходящим с любопытством. Риш нахмурился и демонстративно положил руку на рукоять меча.

— Вот же прицепился к девушке, павлин ряженый, — пробормотал вполголоса его напарник.

И тут я вспомнила.

Точно, павлин! Я же сама его так и прозвала в нашу первую встречу.

Тогда я нечаянно угадила в рабство к Роледо, и тот решил продать меня своему знакомому торговцу. У торговца был внук — вот этот самый разряженный тюфяк. И как раз для внука меня и покупали. Но я в тот момент не вглядывалась в лица потенциальных покупателей, а думала, как бы от них сбежать. И ведь сбежала же! Прямо в разгар сделки и сбежала.

А Павлин меня, значит, запомнил. Как же некстати-то!

Ксанка снова дёрнула меня за руку, на этот раз сильнее, и я покорно прошла за ней через ворота.

— Кстати, про ручного ворона надо записывать, или это вроде как личное имущество? — шёпотом уточнил Риш у второго стражника, как только мы отошли подальше.

Глюк насмешливо щёлкнул клювом и поудобнее устроился на руках у Ксанки.

— Ты-то его вспомнил? — Я небрежно поворошила птичьи перья.

— Ка — арнечно.

— Так вы действительно знакомы? — удивилась Ксанка. — А кто это?

— Да ещё один привет из прошлого. Такое чувство, что их магнитом ко мне притягивает. Или меня к ним. Сначала Эл, потом Посредник, теперь вот этот тип. Никсу уже даже не считаю. Знаешь, столько всего случилось за то время, пока мы не виделись…

— Расскажешь?

— Да, конечно. Просто не знаю, с чего начать.

На самом деле рассказывать не хотелось. Точнее, хотелось, но кому-нибудь другому. Тому, кто точно всё поймёт правильно. А Ксанка, конечно, родной человек, но отчего-то мне казалось, что её моя новая личность не обрадует. Поэтому я торопливо предложила:

— Может, ты первая?

— Да у меня-то всё просто. Выпала из портала в огороде деревенской ведьмы, помяла ей все помидоры. Кое-как на ломаном эльфийском она мне объяснила, что колдовать прилюдно нельзя, можно на костёр угодить. А местным сказала, что я её внучка. Ещё предонскому языку меня учила. Потом она умерла, а я осталась. А потом эльфы на деревню напали и взяли меня в плен. Вот и вся история.

— А память ты себе зачем стирала?

— Неважно.

— Нет уж, рассказывай! Сейчас-то всё вспомнила!

— Потом, ладно? — Ксанка посмотрела на меня такими глазами, что я сразу поняла: ни слова из неё вытянуть не получится. По крайней мере, сейчас.

— Ладно. Но не думай, что я об этом забуду. И не делай больше таких глупостей. Ты сейчас-то как себя чувствуешь?

— Ну как тебе сказать… Кажется, у меня стокгольмский синдром.

Мы с Глюком недоуменно переглянулись. Я смутно помнила, что это понятие из прошлой жизни. Но смысл ускользал.

— Это когда заложники после освобождения пытаются защищать и оправдывать тех, кто держал их в плену, — пояснила сестра. — Мне всегда казалось, что это глупость и так не бывает. Но сейчас я уверена, что эльфы ни в чём и не виноваты. Они даже ничего плохого нам не сделали.

— Ага, сущие мелочи. Например, пытались залезть в мою память с твоей помощью. И вообще, это тогда не стокгольмский синдром получается, а эльфийский.

— Ну пусть эльфийский, — покорно согласилась Ксанка. — Так ведь им надо было узнать, кто ты.

— Обойдутся как-нибудь без моей биографии.

— А я?

— Что ты?

— Я тоже обойдусь?

— Ксан, ну… Просто, понимаешь, это очень долгая и странная история, — вздохнула я.

— Ничего страшного, я готова слушать, — упрямо мотнула головой сестра.