Шрифт:
«Язва ереси, посеянная в Лангедоке с древних времён, в последние годы дошла до такой высоты, что всякое богослужение впало в поношение, что еретики и рутьеры делали открытые насилия духовенству и грабили церковное добро. Виной всего был и есть граф Тулузский, хотя побеждённый Монфором, но ещё владеющий убежищами, из которых он может проливать яд свой. С тех пор, как он удостоился быть в Риме и был ободрён снисхождением и приёмом, которого он не заслуживал, стало очевидно, что ангел сатаны вселился в его сердце; отплачивая неблагодарностью за наши милости. Он не исполнил ничего, что обещал в нашем присутствии».
Таким образом, военное столкновение армий короля Арагона и крестоносцев было делом решённым. В то время, когда арагонцы переходили Пиренеи, Монфор начал истребительную войну окрест Тулузы, опустошив дотла семнадцать замков. Горели сады и поля, крестоносцы вырубали виноградники и оливковые рощи. Доселе мирный и цветущий край превращался в дымящиеся руины. Над Лангедоком возник призрак голода. В замке Пюжоль, отстоявшем на два льё к югу от Тулузы и лежащем на пути армии Арагона, Монфор поставил сильный гарнизон под командой Пьера де Сесси. Сам же отправился в Кастельнодарри, где торжественно совершил церемонию посвящения в рыцари своего сына Амори.
Воспользовавшись отсутствием грозного завоевателя, Раймунд приказал отбить у крестоносцев Пюжоль. Узнав об этом, Монфор с большей частью войска бросился обратно, но опоздал. Французские рыцари сопротивлялись отважно; но шаг за шагом, после кровопролитных схваток уступали осаждающим. Замок сдался при условии сохранения жизни гарнизона. Люди Раймунда дали слово и тут же нарушили его. Пленных рыцарей вывели из города, и как только победители увидели французов, всякая дисциплина была потеряна. Альбигойцы прежде всего кинулись на Пьера де Сесси и растерзали его вместе со многими рыцарями, остальных пленников с трудом отбили у обезумевшей черни и перевезли в Тулузу. Их хотели посадить в тюрьму и беречь для размена, но и здесь народ не допустил этого – толпа отняла пленных, и начались истязания. Многих растягивали конями, других просто вешали или предавали мечу. Шестьдесят рыцарей закончили жизнь мучительно и страшно.
Насладившись местью, уличные толпы разломали тюрьму, поливая её пол кровью пленных католиков. Этот день стал воистину чёрным для крестоносцев. Ненависть к ним проявилась во всей силе и жестокости.
Армии дона Педро и графа Раймунда соединились в Тулузе. Общая армия имела две тысячи рыцарей и до сорока тысяч пешцев. Сражение Монфору было решено дать возле замка Мюре. [201]
– Вот, кстати, хотите увидеть битву при Мюре? – небрежно спросил Георгий Васильевич, отрываясь от манускрипта. – Павел не участвовал в сражении и передал его ход с чужих слов, а очевидцы всегда врут.
201
В наши дни это пригород Тулузы.
– Нет! – решительно сказала Ольга. – Ни в коем случае! Это, значит, опять кошмары на неделю – залитые кровью лица, отрубленные конечности, бьющиеся в агонии лошади…
– Пожалуй, вы правы, – кивнул дьявол, – сражения лучше изучать по картам Генерального штаба или по фильмам вашего Бондарчука. От них, по крайней мере, не смердит кровью и вспоротыми кишками. Вообще, сражения со стороны обычно выглядят удивительно бестолково. Красоту и стратегическую завершённость они получают в учебниках. Примерно тогда же историки и политики договариваются о том, кого считать победителем. Если договориться не удаётся, победителями объявляют себя все. Хотя, вот в битве при Мюре победитель как раз определился однозначно.
Первое предместье Мюре, которое защищал небольшой гарнизон католиков, было взято сходу. Альбигойские колонны в чаду успеха кинулись на второе. Они уже врывались с победными криками на улицы предместья, но тут на другом берегу Гаронны показались знамёна крестоносцев. Это наконец подошла армия Монфора.
В тулузских рядах произошло замешательство. Присутствие духа, которое даёт первая победа, было потеряно, и началось отступление, которое грозило перерасти в панику. Теперь все старания короля были направлены на то, чтобы не допустить соединения войск Монфора с гарнизоном крепости. Для этого следовало разрушить мост на Гаронне, но дон Педро или боялся, или не успел на то решиться.
Монфор отчаянно спешил на выручку Мюре. Перед началом похода графине Алисе приснился сон, сильно напугавший её. Она видела свои руки обагрёнными кровью и предостерегла Симона, но он отвечал ей так:
– Вы говорите, графиня, как женщина. Неужели мы – испанцы, которые верят всяким снам и гаданиям? Если бы я увидел во сне, что буду убит, и то не стал бы остерегаться, чтобы посмеяться над глупостями испанцев и еретиков, которые верят всяким предчувствиям и сновидениям.
По пути к Мюре Монфор свернул с дороги и заехал в ближайшее цистерцианское аббатство Бульбон. Здесь настоятель стал пугать его.
– Ваши силы недостаточны, – говорил он. – Сам король арагонский ведёт войска, а он человек опытный и искусный.
Вместо ответа Симон вынул записку и показал её собеседнику.
– Прочтите, – сказал он.
Это было письмо короля к одной даме, жене тулузского дворянина. Дон Педро писал, что из любви к ней он выгонит французов из Лангедока.
– Что же из того? — спросил монах.
– А то, что Бог будет помощником моим и что не следует мне бояться человека, который из-за какой-то еретички идёт разрушить дело Божье.